А главное — повторяю! Первая часть много раз печаталась, и притом полностью — вторая и третья — ни разу нигде. В Библиотеке Поэта12 отсутствуют тюремные куски в «Решке». За границей всё перепутано13.
О «Решке» никто ничего путного не написал. И даже вовсе не из-за отсутствия тюремных строф ("Загремим мы безмолвным хором"), а потому, что никто не задумался: а что это, собственно, такое — вторая часть «Поэмы» под названием «Решка»? Что означает это заглавие?
Жирмунский в примечаниях объясняет: ""Решка" — оборотная сторона медали или монеты"14. Ну, а вторая часть "Поэмы без героя" — оборотная часть чего? Какой монеты? Какой медали?
"Решка" — оборотная часть первой части. «Решка» — рассказ автора о том, как была сотворена первая часть. "Всё в порядке: лежит Поэма" (то есть первая часть). А как она сотворялась, создавалась?
"Решка" начинается с брезгливых вопросов редактора. Первая часть представляется редактору неясной, а цензура требует ясности. Редактору и цензору непонятно: "кто в кого влюблен?".
Кто, когда и зачем встречался,
Кто погиб, и кто жив остался,
И кто автор, и кто герой,
И к чему нам сегодня эти
Рассуждения о поэте
И каких-то призраков рой?
Редактор догадался, кто истинный герой "Поэмы без героя". Не призраков он боится. Не поэты: Кузмин, Князев, Маяковский, Блок, а Поэт вообще.
Поэт с большой буквы.
Об этом следовало бы догадаться и читателям, и критикам.
В прозаической ремарке к "Девятьсот тринадцатому году", к первой части, в самом конце сказано: "Поэт. Призрак". Этими двумя словами кончаются объяснения. «Поэт». Один поэт, не поэты в масках. ("Призрак" — призрак самоубийцы.) Поэт.
Три строфы о нем появляются прямо перед теми, что посвящены самоубийце. Три строфы — не о поэтах, а о Поэте.
Не "полосатая верста", не «Демон», не "драгунский корнет со стихами" и т. д., а — Поэт.
От изображения Маяковского, который "Полосатой наряжен верстой", Ахматова переходит к Поэту вообще.
Ты…
Только что это «Ты» было обращено к тому, кто "полосатой наряжен верстой", "размалеван пестро и грубо", а сейчас это уже другое «ты». В «Поэме» обращения «ты», «твоим», «тебе» все время меняют своих адресатов; за этим «ты» — то Князев, то Судейкина, то Маяковский, то Блок. И вот снова Ты (только что это был Маяковский) и — отступ — и
ровесник Мамврийского дуба,
Вековой собеседник луны.
Не обманут притворные стоны,
Ты железные пишешь законы,
Хаммураби, ликурги, солоны
У тебя поучиться должны.
У кого у тебя? Кто этот державный «Ты», который вечно жалуется на свою тяжкую долю, а на самом деле повелевает миром?
