Глеб кивнул, на этот раз — привычно.
— Ну, — сказал он, — раз есть убийство, значит, есть убийца. Было бы несправедливо, если бы Снежана так и осталась…
— Она так и останется, — ответил Антон. — Поверь мне, она не оживет.
— Я не это имел в виду…
— Я понимаю. Ты имел в виду воздаяние. По мне, лучше на карму положиться.
— Понимаешь, — вдруг горячо заговорил Глеб, — есть еще одна вещь. Этот иероглиф на стене. Я накануне его нарисовал, когда мы со Снежаной были в "Рози О'Грэдис" — и теперь чувствую, будто накликал. Ты не знаешь, кстати, что он означает? — Глеб быстро чиркнул испачканной в салате вилкой по грязной поверхности стола, — примерно вот такой:
— Неа, — протянул Антон, — но у меня есть приятель, который в таких делах спец. Я тебе дам телефон, скажешь, что от меня.
— Спасибо, — растерялся Глеб.
— Ты только с ним поосторожней… он иногда — того… странноват бывает, — пояснил Антон и после недолгого колебания добавил: — И вот еще. Раз уж ты решил лезть в это дело, я тебе дам один мэйл. Моего друга. Он сейчас в Америке, но, наверное, все равно сможет помочь. Его зовут Юлик Горский.
1984 год. Февраль
Чак настроил гитару и запел на мотив "Птицы счастья завтрашнего дня".
Где-то где-то где-то вдалеке
Едет Ленин на броневике
На броневике, на броневике
Едет Ленин на броневике
Сбросим, сбросим буржуазный гнет
В руки власть пускай народ возьмет
Пусть народ возьмет, в рот народ возьмет
То-то жизнь тогда у нас пойдет
Как всегда, не удержался, хотя на словах "в рот народ возьмет" ударил по струнам сильнее, чтобы не смущать девушек. Глеб, впрочем, подозревал, что девушки запросто могли и не понять: неслучайно весь класс рассказывал историю о том, как Светка Лунева сказала по какому-то поводу: "зубов бояться — в рот не ходить", явно не понимая, о чем идет речь.
Они пришли к Феликсу на день рождения: две девушки — Ирка и Марина — и пять ребят: Абрамов, Чак, Емеля, Глеб и сам Феликс. Должны были еще подойти Оксана и Вольфсон. Вероятно, вместе, потому что они — уникальный для их класса случай! — жили в соседних домах, а их родители дружили много лет. Три к шести — удачный расклад для матшкол, потому что обычно в классе девочек в три-четыре раза меньше, чем мальчиков. Неудивительно, что любовные треугольники мутировали в куда более сложные фигуры: весь класс знал, что Чак, Абрамов и Вольфсон влюблены в Маринку, а Глеб подозревал, что и Емеля с ними заодно. Впрочем, после поездки в Питер конкуренты Чака были посрамлены — Чак демонстративно провожал Маринку до дома, неся на плече ее тяжелую школьную сумку. Если кто-то увязывался за компанию, Маринка невозмутимо предлагала Чаку подняться и попить чай, прощаясь с остальными у дверей. Первый раз, услышав это, Глеб почувствовал, что краснеет, — и с его легкой руки у них в классе выражение "попить чай" стало означать совсем не то, что обычно. Вольфсон даже начал писать поэму "Безумное чаепитие" — порнографию с аллюзиями на Кэрролла и теорию относительности — но пока не закончил.
