Когда Глебу было шесть лет, он однажды играл во дворе и услышал, как его кто-то зовет. Маленький Глеб подошел к высокому седому мужчине и серьезно сказал: "Вы знаете, родители не велят мне разговаривать с незнакомыми", — и пошел играть дальше. Мужчина оказался его дедом, он приходил в гости пару раз в месяц и не думал, что вне привычной обстановки мальчик его не узнает. Уверенный, что Глеба подучили родители, дед развернулся и ушел. Отцу стоило больших усилий его убедить, что тут не было ничьей злой воли.
Дед умер, когда Глеб был в десятом классе. Его сожгли в том же крематории, где месяцем раньше сгорел Чак. Глеб помнил, как с гордостью кинулся отвечать на технический вопрос кого-то из взрослых — когда можно говорить речи, играет ли сейчас в крематории музыка, что-то такое. Вспоминая это, он понял, что просто гордился: у него есть свой собственный мертвый, не общий, семейный, а лично его. Это было признаком взросления, чем-то вроде выпускного экзамена или первого полового акта, до которого Глебу оставался еще год. Чак и тут всех опередил.
Теперь, слушая, как комья земли падают на гроб Миши Емельнова, Глеб размышлял о том, что пережитые смерти не делают тебя ни взрослее, ни старше, потому что происходят не с тобой. Могила Емели — в восьмом ряду восьмого участка, и Глеб подумал, что Емеля остался до конца верен любимому анекдоту. Череда восьмерок проводила его в бесконечность, словно еще раз прощальным приветом повернувшись вокруг своей оси.
Хочется верить, ему бы это понравилось. Матшкольные мальчики любят цифры больше, чем живых и мертвых.
По пути к автобусу кто-то тронул Глеба за плечо. Он обернулся: высокий мужчина в дорогом пальто.
— Вы тоже знали покойного? — спросил он.
— Мы в одном классе учились, — ответил Глеб, — а Вы, простите?..
— Извините, — мужчина чуть заметно улыбнулся. — Я вижу, вы меня не узнали. Я Влад Крутицкий, мы виделись в офисе у Шаневича и потом еще в «Пропаганде».
— Простите, — сказал Глеб и соврал, как обычно в таких случаях: — Я близорук и поэтому…
— Ничего страшного, — кивнул Крутицкий.
Он замолчал и, не желая быть невежливым, Глеб спросил:
— Вы, вроде, еще и с Тимом Шварцером работаете?
— Я думал об этом, — сказал Крутицкий, — но сейчас, видимо, сверну отношения. Какой-то детский сад.
— Детский сад? — не понял Глеб.
— Ну да. Эти люди не умеют заниматься бизнесом. Вот взять хотя бы вашего одноклассника Витю Абрамова. Я ему полгода назад говорил, что как раз сейчас выясняется, может ли он заниматься бизнесом. Потому что время халявы прошло. По уму надо было Вите уволить половину сотрудников: всяких девочек из бухгалтерии, Мишу Емельянова, царство ему небесное. Вот тогда бы я в Витю поверил.
