— Для контратаки вы готовы? — кричал в телефон Бушин.
— Нет еще.
— Что вы крутитесь, черт вас подери!..
Ивакин докладывал:
— На левом фланге полка противник ворвался в первую траншею. Потеснил батальон подполковника Расторгуева. Идет бой за опорный пункт на высотке. Наблюдаю у Клинковского рукопашный бой. Прошу огня. Прошу усилить огонь по левому флангу. Особенно по берегу.
Новиков передавал спокойным голосом координаты в Тамань. Человека, прошедшего три войны, не так просто вывести из равновесия, особенно артиллериста, с математическим складом ума. Я наблюдал из окопа за тем, как нарастает схватка, и вдруг увидел, что немецкие самолеты на бреющем полете нацеливаются на КП.
— В капонир! — крикнул я людям, находившимся со мной.
Только успели заскочить в укрытие, раздался оглушительный взрыв там, где мы раньше стояли.
Наблюдатели-артиллеристы быстро приспособили стереотрубы прямо из капонира. У одной из них встал начальник штаба артиллерии дивизии майор Ильин. Чуть приподнявшись на носках, он прильнул к окулярам.
— Пехота противника, — послышался его голос, — в трехстах метрах от нашего КП.
— Вызывайте тридцать девятый, — сказал я связисту.
— Связь не работает, товарищ полковник! — выкрикнул он, оторвавшись от телефона.
— Вызывайте по рации!
Радист начал выпевать:
— "Муравей"… «Муравей»… К аппарату Ковешникова. «Муравей»…
— Ковешников слушает.
— Вы готовы, майор?
— Да, — ответил Ковешников. — Я сам веду в атаку.
— Почему?
— Комбат Трегубенко только что ранен…
— Желаю вам успеха, майор! Но не спешите! Удар должен быть одновременный с Блбуляном.
Тут же я приказал начальнику штаба, чтобы он нацелил авиацию на квадрат 15–20.
Не отрываясь от окуляров, Ильин докладывал:
— Пехота противника вновь поднялась в атаку.
— Накройте огнем, — сказал я Новикову.
— Противник подбрасывает резервы из района коммуны, — сообщал Ивакин.
— Нацеливайте, Бушин, туда авиацию. Только точнее. Точнее и спокойнее. Пусть задержат эти резервы.
Огонь нашей артиллерии угодил прямо по атакующей пехоте, и тогда была дана команда: "В контратаку!"
Батальон 39-го полка поднялся первым. Его вел Ковешников. Конечно, я не мог видеть майора в стереотрубу, но на какое-то мгновение совершенно ясно представил его грозно улыбающееся лицо, энергичные серые глаза, решительные движения. Таким я видел его, когда он вел свой полк на Анапу.
Поэтому-то сейчас я мог легко представить, как он ведет батальон в контратаку, идя впереди солдат легким полушагом-полубегом. Люди за ним шли с охотой и рвением, подчиняясь обаянию его беззаветной храбрости и его чувству ненависти к врагу. В Тамани, в скупую минуту откровенности, Ковешников сказал: "Я, товарищ комдив, одни сутки провел у них в Красноградском лагере. С меня хватит на всю жизнь".
