Свиридов — ко мне:
— У вас есть членский билет?
— Нет, Николай Васильевич.
Подошли знакомые писатели. Провели нас.
Заказали ужин, вино, коньяк. Николай Васильевич пил охотно, но немного, — он точно знал свою меру. Однако мне было ясно: пьет он давно, регулярно, — у него уже развилась зловещая потребность к спиртному зелью. Все чаше и чаше задумывался я об этом коварном, мало кому известном явлении: культурном винопитии. Это такая «приятная» особа, которая подкрадывается к человеку незаметно, является с манящей, обаятельной улыбкой, мягко захватывает в кошачьи объятия и ведет… к обрыву. Люди эту коварную особу не замечают; даже такие высокие персоны, как министр, депутат, — и они, подобно слепым котятам, ступают на скользкую дорожку и потом валятся в пропасть.
Пройдет двадцать лет с того дня, и Свиридов окажется на самом дне этой пропасти, но это произойдет потом, через два десятка лет, сейчас же… попробуй, скажи ему об этой неминуемой опасности. Скажи Фирсову, Шевцову, Чалмаеву и многим-многим моим товарищам, которые вот так же, как Свиридов, пьют «культурно», «интеллигентно».
Многочисленные мои знакомства, встречи на журналистских дорогах, — наконец, знание литературной среды, — привели меня к печальному выводу: интеллигенция больше подвержена алкоголю, быстрее спивается. И хотя запойных алкоголиков среди культурных людей не так много, но тихих и глубоких пьяниц тут встретишь больше, чем в обычной трудовой среде.
Ленинградский писатель Борис Четвериков рассказывал, как он, вернувшись из заключения, приехал в Москву устраивать свои издательские дела. В Доме литераторов его угощают, а он: «Я не пью, вы уж без меня…» На него посмотрели с недоумением. Кто-то доверительно посоветовал: «Смотри, не скажи об этом в Союзе писателей».
Но, может быть, это только в среде журналистов и литераторов так дружно служат Бахусу? К несчастью, и все другие люди умственного труда больше, чем рядовые труженики, подвержены дурной склонности к винопитию. Близкое знакомство с академиком Угловым, совместная работа над созданием книг свели меня с миром медицинским, — и все больше с профессорами, академиками. Они так же дружно и без особых сомнений потребляли спиртное. Федор Григорьевич мне рассказывал, как он однажды разделил трапезу с товарищами по академии, — и за столом рядом сидел известный хирург академик Вишневский. Видя, как Углов уклоняется от рюмки, Вишневский сказал: «Ты, Федя, зря ее не жалуешь, бутылочку. Если бы ты пил, как все, давно был бы членом Большой академии и был бы отмечен многими лауреатскими медалями».
