– Ничего, ничего… – засмеялась красавица петербужская. И еще ближе глазоньком наклонилась, бровью-ниточкой озорной повела, значит приглашала вскакивать – да жарче огня.
Впрыгнул Петрович в сани.
– Ух ты! – одобрил возница.
– Давай, вези в столицу! Икорки поесть, водочки попить. На санях покататься, девок пощупать!
– Ну, а я на что? – разобиделась барыня, слезу смахнула чистую, словно хрусталинка мелькнула водица в свете лунном.
– Не… – рассудил Петрович. – Мы свой шесток знаем, с барынями нам нельзя, это всякий барин скажет. А увидит – накажет.
– А мы ж тайно, дурачок…
– Это привычка есть, а не любовь, – испуганно нашелся Петрович.
Внизу стала скрипеть Кеня.
– А и где ты? На Байкальской вентиль сорвало, пошел бы, а?
– Ну, зануда! – испуганно обрадовался Петрович.
– Иногда и привычка слаще любви, – заворковала красавица тихо и жарко. – А ну засунь руку под подол, фокус поймаешь…
– Смущенье имеем великое, – забормотал Петрович. – Как так: живую барыню да за жопу хвать…
– Ну и хвать, – засмеялась тихо барыня. – А не то графу Ковалеву всякое наговорю, на конюшню пороть отправит…
– Если так, – расправил бойко усы Петрович, – тогда мы сдюжим…
Крякнул он, набрал побольше воздуху в легкие и запустил руку куда требовали.
– Чего нащупал? – смеется барыня. – Небось мохнатенько, небось колечками?
– Имеется, – и стал Петрович получать эротику.
– А теперь щекочи!
– Хм, да мы это сызмальства знаем!
Принялся Петрович щекотать. А барыня ну давай елозить, ну давай взвиваться, разве что не кувыркается.
– Круче, – шепчет, – круче!
Завертелась жарче прежнего, аж подпрыгивает. Как вдруг: р-раз! Выскочила волчком в оконце, в снег воткнулась, юбки вниз сползли, так и осталась внизу, ногами суча.
Призадумался Петрович: барыню потеряли. Кеня тут заскрипела:
– А ты где, Петрович? Лед чего не колешь, почему притих?
– Приусталось мне, – отмахнулся Петрович. – Примахорочкой припобалуюсь…
– Это можно… – зевнула Кеня. – Да к ужину поспей.
Пока думал Петрович про казус, Царь-град взялся. Звездами графскими сверкает, дворниками-пузатеями пузырится, городовыми цацкает, в петухах весь, в золоте, то бубликом манит, а то крендельком, то конфеткой в окне, то шарманкой на улице, то хозяйкой у самовара.
Люди по улицам ходят важные, тучные; кто папку с бумагами несет, кто тросточку прогуливает; барыни летают словно стрекозочки, снегу везде, словно в сказочке.
В одной двери купец водочку пьет, блинами закусывает, икоркой примакивает. Рядом девица, щечки красные, по-голландски два словушка знает, а по-русски только зевать умеет да мух в окошке давить.
