Если сопоставить жизнь современных западных эскимосов и гренландцев, то мы увидим, что она почти в точности совпадает во всем, что касается охоты и домоводства, но в то время, как западный эскимос продолжает деятельно заниматься искусством и ремеслами, гренландец ничего этого не делает. И в том, что у гренландца отняты стимулы и потребность заполнять свое время выгодной и захватывающей его работой, состоит наибольший грех европейцев.
Если в Гренландии разрушена культура и утрачен ее национальный характер, причина тому не христианство, а торговля. Следует представить себе, сколько тысяч часов в жизни гренландцев посвящается созданию нужных им предметов и украшению этих предметов, чтобы понять, какая образуется пустота в их существовании, когда внезапно исчезает стимул к этим занятиям. И влияние, оказываемое на народ уничтожением промыслов, нужно измерять не только деморализующим эффектом праздности, но и эффектом полной потери всей творческой деятельности народа. Эта деятельность необыкновенная, ее нельзя сравнивать с большинством занятий, обусловливаемых нашей цивилизацией.
Я удовольствуюсь просто утверждением, что придумывание формы и изготовление для собственного пользования необходимых предметов деятельность бесконечно более высокого порядка, нежели работа конторского служащего, продавца, председателя банка, поденщика, слуги, фабричного рабочего, шофера, торговца — любой рядовой профессии, свойственной нашей цивилизации. Если судить о гренландском производстве утвари и одежды по тому, как воздействует оно на индивидуум, то эту работу, эти занятия можно сравнить разве что с нашим искусством и наукой. Они обладают таким духовным преимуществом, что не смогли превратиться в профессии.
Первые миссионеры в Гренландии с самого начала задались целью уничтожить, зачастую силой, древние праздники с песнями и танцами, игравшие важную роль в общественной жизни гренландцев-язычников. Более поздние наблюдатели гренландского быта понимали, что в отмене этих празднеств кроется главная причина утраты интереса к жизни у современных гренландцев. Люди живут не ожиданиями и не случайными минутами счастья. Действительно, плохо, что сейчас в жизни гренландца не может случиться более интересного события, чем питье кофе в доме соседа или бездушное распевание бездушных протестантских гимнов в холодной, унылой церкви в солнечное воскресное утро. Но истинная трагедия в том, что в течение бесчисленных часов, когда гренландцы не на охоте, часов, складывающихся в дни, недели, месяцы, и так из года в год, людям абсолютно нечего делать. Это нам, воспитанным на традициях накопления собственности, хорошо говорить: "Стройте себе дома, работайте, копите, чтобы покупать вещи в дом!" А у них перед глазами пример — Стьернебо с его музеем бесполезных вещей, музеем, где две или три женщины и малый без конца начищают медь и серебро, скребут, моют, стирают пыль со стульев, на которых никто не сидит, с картин, на которые никто не смотрит, с ужасных безделушек, разложенных на салфеточках, чтобы защитить от царапин стол, который никогда не используется и крышку которого никто не видит. Гренландцы, обладая недюжинным здравым смыслом, наверно, не интересуются всем этим.
