Глухой удар, и рев двигателя, работающего на холостых оборотах. Колеса, крутящиеся без соприкосновения с асфальтом...
Не понимая, что происходит, я почувствовал, как вращаюсь внутри машины, не в силах понять, где пол, а где крыша. Через покрытое паутиной трещин и отверстиями стекло я видел, как дорога меняется местами с небом...
Я двигался по трассе уже не лицом вперед, а левым боком...
Нет, правым...
Нет, спиной вперед...
Небо, дорога, небо... Снег, много снега... Стекло на лице, больно...
Я лежу в полной темноте, уткнувшись губами в кожаный потолок салона. Я лежу на животе и чувствую, как в мою голову упирается рука Зотова, а в спину – руль.
Я смотрю на белеющие в темноте пальцы бывшего собеседника и слышу, как на обшивку, рядом с моим лицом, капает жидкость. Масло?
Нет, масло так не пахнет.
Так пахнет кровь.
Дело плохо. Дело очень плохо. Настолько отвратительно, что я даже не могу подобрать достойного эпитета для определения того – насколько.
Кряхтя, как старик, страдающий подагрой, я выполз из машины. Еще некоторое время пришлось выбираться из-под снега в полной темноте. Наверное, я все-таки потерял в какой-то миг сознание, поскольку на дороге уже не было ни самого джипа, ни шума его удаляющегося двигателя.
Теперь – о плохом деле. На глазах почти двух десятков свидетелей я увез Зотова из его квартиры на автомобиле «Тойота Виста». Спустя полчаса Зотов мертв и лежит в упомянутой автомашине. Я – судья Струге, рассматривающий уголовное дело по факту обвинения человека, который являлся другом убитого. И не далее как полчаса назад, опять же при свидетелях, я произнес фразу: «Важно, на сколько сядет Артем Малыгин». Этой фразой я исключил любую случайность в своих последующих объяснениях Земцову или кому бы то еще ни было. Омерзительнейшая ситуация.
До Волочаевского жилмассива, упомянутого мною в разговоре с Земцовым, – минут пятнадцать езды. Массив находится неподалеку от УБОПа, поэтому я и определил место «встречи» там. Дорога пустует, справа от нее – ряд магазинов, слева – пустырь. На этом пустыре, под толщей снега, сейчас похоронены машина и Зотов.
Растерев лицо снегом, я пытаюсь заставить работать свой мозг. Если бывшему следователю прокуратуры ничего не стоило распутать козни преступника, то почему он не в состоянии их запутать?
Глядя на ряды магазинов, я не к месту ухмыльнулся. Наша «колонна» неслась с такой скоростью, что роковые выстрелы прозвучали метрах в трехстах от того места, где я сейчас стою. Их никто даже не слышал. А глубокий снег заглушил все звуки переворачиваемого автомобиля. «Тойоту» даже не видно с дороги – черное пятно на черном снегу. Если бы мы вылетели вправо, то декабрьский подвиг Малыгина-младшего был бы повторен с точностью до миллиметра. Салон одежды, стеклянная витрина...
