Я рассмеялся.
— Только не там. Йемон их из подводного ружья лупит.
— Боже милостивый! — воскликнул Сала. — Тут же вудуистская страна! Его как пить дать прикончат!
Я пожал плечами. Мне с самого начала представлялось, что Йемона рано или поздно прикончат — кто-то один или какая-нибудь безликая толпа. Невесть почему, но это казалось неизбежным. В свое время я был таким же. Я хотел всего, хотел очень быстро — и никакое препятствие не было достаточно серьезным, чтобы меня отвадить. С тех пор я усвоил, что некоторые вещи на самом деле больше, чем кажутся на расстоянии, и теперь я уже не был уверен, что именно я должен получить или даже что я действительно заслужил. Я не гордился тем, что это усвоил, но никогда не сомневался, что знать это стоило. Йемон либо усвоит то же самое, либо его непременно угрохают.
Вот что я втолковывал себе в те жаркие дни в Сан-Хуане, когда мне было тридцать лет, когда рубашка липла к сырой спине и я чувствовал себя на большом и одиноком перевале — когда позади, на подъеме, оставались годы упрямства, а все остальное лежало на спуске. В те зловещие дни мой фаталистический взгляд на Йемона был не столько убеждением, сколько необходимостью, ибо надели я его хоть малейшим оптимизмом мне пришлось бы признать массу печальных вещей про самого себя.
После часовой поездки под жарким солнцем мы добрались до Фахардо и немедленно остановились выпить у первого же попавшегося бара. Затем мы проехали вверх по холму в предместьях городка и оказались на месте, где Сала битый час топтался со своим фотоаппаратом, выискивая всевозможные ракурсы. Вис зависимости от того, какое презрение он испытывал к своему заданию, Сала всегда оставался невольным педантом. Ему казалось, что он, как «единственный профи на острове», должен сохранять определенную репутацию.
Когда Сала закончил, мы купили две бутылки рома и поехали назад к той развилке, откуда дорога должна была привести нас прямиком к пляжному домику Йемона. Дорога эта была заасфальтирована до самой Ривер-ат-Лойсы, где два аборигена управляли паромом. Они запросили доллар за машину, затем шестами перетолкали нас на другую сторону, не сказав за все это время ни единого слова. Стоя под солнцем у машины и глядя на воду, я чувствовал себя паломником, переправляющимся через Ганг, пока паромщики налегали на шесты и толкали нас к пальмовой рощице на другом берегу. Мы ударились о причал, и аборигены пришвартовали паром к столбу, пока Сала выводил машину на твердую почву.
