Мика все не успокаивался.
— Останови! Ну не могу я сейчас уехать!
— Да почему не можешь?
В Туране боролись противоречивые чувства: с одной стороны, надо показать брата Знахарке, раз отец велел, с другой — сыпь-то и вправду ерундовая. Мику всякий раз такая накрывает, если он на солнцепеке долго побудет. Туран предпочел бы сам прокатиться по Пустоши, слишком уж брат беспокойный, вечно крутится, болтает без умолку… Как с ним целый день в кабине просидеть? — это ж немыслимое дело!
— Я силки на ползунов поставил! — объявил брат, шмыгая носом.
— Врешь! — удивился Туран. — Когда успел?
— Ничего не вру! Вчера успел. Вечером батя с Назаром в гараже копались, а я с ужина пораньше убег. Ты что, забыл?
— Забыл, — признался Туран. — Теперь вспомнил. Точно, тебя не было, когда компот давали. Брута еще ворчала. Так ты говоришь…
— Говорю — силки!
Видно было, как Мике хочется без всяких объяснений выскочить из кабины, но он не решался, опасаясь еще одного подзатыльника. Да и на ходу прыгать из здоровенного «Панча» вправду опасно.
— Я девять силков поставил. За мельницей, у старой скважины на краю поля, в кустах, где скелет хамелеона лежит, ну и еще… Отпусти, как мне ехать?
— М-да… — растерянно протянул Туран. — Выходит, что никак.
Мика ловко обращался с силками. То ли места правильные выбирал, то ли еще что, но без добычи он никогда не оставался. И попадались ему в основном ползуны-солдаты, молодые и жирные. Большую часть своей короткой жизни они прятались в жилищах, сделанных из глины, смоченной клейкой слюной бесполых ползунов-строителей, из арматуры, кусков асфальта и шифера — в дело шло все, что можно собрать в развалинах. Ночью солдаты далеко отползали от холмовейников в поисках пищи, а днем прятались, так как на солнце, особенно в Сухой Сезон, быстро гибли. Потому и нельзя оставлять ползуна в силке на целый день — тварь издохнет и протухнет. Тут Мика прав. Но с другой стороны…
— Да о чем я думаю? — Туран тряхнул головой. — Как я тебя отпущу? Ну, соберешь ты ползунов, а дальше что? Большое солнце начнется, куда денешься? Придешь на ферму, скажешь бате: меня Туран из машины вытолкал. Ну уж нет!
— Не приду! — сказал Мика. По шальным блестящим глазам было видно, что он уже все продумал. — На ферме никто не узнает, что я с тобой не поехал. Я до обеда ползунов соберу, а когда большое солнце начнется, вернусь и в дальнем сарае спрячусь, в том, что над обрывом. Туда никто не ходит, ты ж знаешь. Пустой он, чего туда ходить.
