– Вика, ты божественна! Шампанского хочешь, сладкая?
– Не хочу! Я хочу с тобой серьезно поговорить.
За окном брезжит утренний свет разгоняя по углам комнаты остатки тьмы. Федор слушает краем уха. Что ему может сказать эта красивая дама, к которой он привык за последнюю неделю? Ничего нового. Федор сквозьполудрему слушает.
– Федя, ты меня обманул.
Федор вскидывает голову с подушки. Виктория укладывает его обратно.
– Не перебивай, пожалуйста. Ты приехал на месяц раньше, а не в тот день, когда мы встретились с тобой. И хотя я сделала вид, что поверила тебе, но это не так. Ты живешь за счет женщин. Мне неприятно это говорить, но твое природное спокойствие я приняла за стеснительность и юношескую чистоту. И обманулась.
– Разве нам плохо, было? – сквозь сон спрашивает Федор. Он не стал ее разубеждать. К чему? Она сама наглядный пример собственных утверждений. Федору спать хочется.
– Разговор не об этом, – гнет свою линию Виктория, – разговор о другом. Пойми, ты поставил перед собой низкую жизненную планку. У тебя нет достойной человека-личности цели. Заработать на нас, на женщинах, торгуя своим телом, занятие недостойное настоящего мужчины. Ты мужчина-куртизанка.
– Я хоть раз о деньгах упомянул? – спокойно спросил Федор, приоткрывая глаза.
– Не просил, но жил за мой счет.
Ее слова начали пронимать Федора. Она, Виктория, была права. Но чья бы корова мычала…
– А ты живешь, за счет своего мужа, и везешь ему в подарок огромнейшие рога. Я ведь тебе ни слова упрека никогда не сказал. И не я вышел в то утро на охоту, а ты. Прости мы квиты, я спать очень хочу.
Она снова начала говорить. Федор обнял ее одной рукой, а второй надвинул себе на голову подушку. Тщетно. Слова ее жгли.
– Долг перед собою… Надо сделать не только тело, но душу и ум… Профессия должна быть достойная…. Образование… получить…. Жизнь пройдет, с чем останешься?.. А вдруг в один день муж чей-нибудь тебя покалечит?.. Федя!.. Ты хоть слышишь, что я говорю?
Он поднял голову. Обрывки фраз занозили его мятущуюся чувствительную душу. Житейский панцирь еще не совсем окостенел. Федор прижался к ее телу.
– Я сам все время мучаюсь, а ты мне соль на рану сыплешь. Да, ты мне как женщина нравишься. Я всю жизнь мечтал о такой. И никого у меня здесь не было до тебя. Никого я в эту квартиру не приводил, ты одна мне свет и отрада. Ты первая переступила порог. Можешь не верить или смеяться.
У Федора мелькнула шальная мысль, что Виктория преследует определенную цель, которую боится или не хочет высказать.
