А в тот день, когда я встретился с тобой, я переоделся. Знала бы ты, как после месяца этого идиотизма я хотел женщину. Я тебя видел нагой, у меня мурашки на теле высыпали. А если еще представить, что ты была похожа на нее, – Федор показал на фотографию, – твоя участь была решена. Так что можешь ревновать меня к себе самой, но не к тем продавщицам из дорогих бутиков, в которые я, владелец Альфа-Ромео, входил. И мой бумажник не соответствовал придуманному мной образу. Имидж, как сейчас говорят, боялся уронить. Девки сами падали мне в руки, только моя машина была в ремонте. Я вежливо прощался разочаровывая девиц.
– Вот теперь я верю тебе! – смеясь, сказала Виктория. Они выпили. Лад и мир установившийся у любовников придает совершенно иное очарование ночи. Ночь истекает дурманящими запахами олеандра. Под окном молчаливыми стражами стоят зеленые кипарисы. Завистница луна льет на льнущие друг к другу тела влюбленных свой далекий, холодный свет.
– Скажи, негодник, что я самая красивая женщина на свете. – просит Виктория. В лунном свете Федор раздевает свою гостью и заливается соловьем.
– Хмельней твоей красы не пил я зелья. Что женщины земли, когда твоя нога попрала шар земной. Ты видишь эти линии? Божественный изгиб, нежнейшее творенье. Нога царицы! Белый мрамор! Уста твои – сладчайший мед. Какая сладость, Вика, ты! А грудь твоя, мне кажется, сейчас забрызжет соком. О, женщина, любимая моя. У ног твоих я. Раб я твой! И паж. Исполню я любое приказанье. Ты только молви слово. О, милая! Позволь, мне называть тебя сладчайшей.
– Говори, еще говори. Не переставая, говори.
Федор отнес ее на кровать.
– Когда мои уста, к твоим устам прильнут, я перестану говорить. Тогда любимая, ты вслушайся, в стук сердца моего. Оно стучится в потайную дверь, что ты со страхом в первый день открыла. В кладовой мнительного сердца твоего, несметные богатства я нашел. Любимая, вот нежный поцелуй. Вот локон золотистый. А вот двух белых лебедей-грудей, два пурпурных глазка, два зернышка граната. Неповторимый миг, благоговейный шепот, щекочущий, пьянящий запах – это ты, любовь моя. Ты, словно пойманная дичь, то рвешься с силой из тенет, то сил лишившись на руке моей забвенья ищешь. Любимая…
Виктория застонала.
– О, мой сладкоречивый! Неужели это последняя наша ночь?
Виктория готова была его слушать и днем и ночью. Повторялась как мир старая истина: женщина любит ушами. Федору не жалко было почесать языком, тем более что у него был дежурный запас ласковых слов. Любовная игра со зрелой женщиной доставляла ему самому несказанное удовольствие.
