— Ах!.. Это пустяки… На воздухе мне станет лучше. Нет, оставьте меня! Позвольте выйти!
Несмотря на свою тучность, он во весь дух помчался в морское министерство; он вытирал лоб, стараясь успокоиться, ему казалось, будто он сходит с ума.
Он просил вызвать Пекюше.
Пекюше явился.
— Мой дядя умер! Оставил мне наследство!
— Быть не может!
Бувар показал извещение:
Нотариальная контора г‑на Тардивеля Савиньи в Септене, 14 января 1839 г.
Милостивый государь!
Прошу вас пожаловать в мою контору, чтобы ознакомиться с завещанием вашего отца, г‑на Франсуа-Дени-Бартоломе Бувара, бывшего негоцианта в городе Нанте, скончавшегося в нашем округе 10‑го числа сего месяца. В завещании содержится весьма важное распоряжение в вашу пользу.
Примите уверение в моём глубоком уважении.
Нотариус Тардивель
Пекюше, ослабев от волнения, присел на тумбу во дворе. Вернув бумагу, он произнёс, запинаясь:
— Лишь бы только… это не оказалось… шуткой!
— Ты думаешь… это кто-то подшутил? — спросил Бувар сдавленным голосом, похожим на предсмертный хрип.
Однако почтовые штемпеля, печатный бланк нотариальной конторы, подпись нотариуса — всё подтверждало подлинность документа. Они пристально смотрели друг на друга, губы у них дрожали, а в глазах стояли слёзы.
Им не хватало воздуха. Они дошли пешком до Триумфальной арки и зашагали обратно по набережным, мимо Собора Богоматери. Бувар побагровел. Он дубасил Пекюше кулаком в спину и бормотал какую-то чепуху.
Оба они не могли удержаться от смеха. Уж конечно, Бувар получит не меньше…
— Ох, это было бы слишком хорошо! Не стоит говорить об этом.
И всё-таки заговорили. Что им мешает сразу же попросить разъяснений? Бувар написал нотариусу.
Нотариус прислал копию завещания, которое заканчивалось словами: «Вследствие чего я завещаю Франсуа-Дени-Бартоломе Бувару, моему внебрачному сыну, признанному мною, полагающуюся ему по закону часть моего состояния».
Старик Бувар тщательно скрывал грех своей молодости, воспитывал сына вдали от города, выдавая за племянника, и тот всегда называл его дядей, хотя догадывался обо всём. К сорока годам Бувар-отец женился, потом овдовел. Два его законных сына огорчали его дурным поведением, и он стал раскаиваться, что бросил на произвол судьбы своего первенца. Не будь он под башмаком у своей кухарки, он выписал бы сына к себе. Когда, из-за семейных раздоров, кухарка ушла от них, старик, оставшись в одиночестве, решил перед смертью искупить давнюю вину, завещав всё, что мог, плоду своей первой любви. Наследство составляло около полумиллиона, на долю скромного переписчика приходилось двести пятьдесят тысяч франков. Старший из братьев, г‑н Этьен, заявил, что признаёт завещание.
