Возможно, Лоре действительно отправится завтра к сестре и останется у нее до конца учений. Может быть, смена обстановки скажется на ней благоприятно. Во всяком случае, она целых семь дней проведет там, где почти ничто не будет напоминать ей о Катрин. Даже работа мужа и эти предстоящие учения, как и все, что с ними было связано, но имели для нее особого значения, потому что был нарушен баланс между общественным и личным. «К чему все это? Какой смысл в этом, если восемнадцатилетняя девушка, еще не познавшая радостей жизни, умерла от инфаркта?..» — с горечью думала Лоре.
* * *
Генерал-майор Вернер сидел в своем рабочем кабинете, но не за столом, а в одном из массивных кресел. Миновала полночь. На час ночи командир дивизии вызвал к себе своих заместителей. До их прибытия ему хотелось немного побыть одному. В штабе к приезду командира дивизии остались только дежурный офицер и адъютант генерал-майора фенрих Риссман, двадцати пяти лет, имевший фигуру тяжелоатлета и носивший обувь сорок пятого размера.
В приемной послышались легкие шаги. Для своего роста и веса Риссман передвигался на удивление тихо. Чуть слышно зазвенела посуда, и через несколько секунд фенрих принес генералу кофейник и рюмку коньяку. С рюмками и чашками Риссман умел обращаться так же ловко, как с оружием и автомобилем. У адъютанта было спокойное широкоскулое лицо, усыпанное веснушками. Не сказав ни слова, он вышел. Это его качество Вернер очень ценил. Риссман говорил только тогда, когда его спрашивали.
Вернер услышал, как Риссман разговаривал по телефону. Он и по телефону обычно говорил мало: коротко спрашивал и передавал указания спокойным, дружелюбным тоном, который чаще всего звучал как просьба. И выполняли их, как ни странно, гораздо быстрее, чем приказы.
Вернер попробовал коньяк, налил кофе в чашку и вытянулся в кресле. Для него учения начинались уже сейчас, когда он расслаблялся, постепенно отдаляясь от того, что было важным для него до прихода в штаб. Например, расставание с женой, которое он переносил сейчас намного тяжелей, чем раньше. Лоре сильно изменилась после смерти Катрин, стала какой-то заторможенной. Но это была скорее не физическая заторможенность, а моральная. При расставании с ним она улыбалась. Это тронуло его сильнее, чем слезы, ибо он знал, что жена улыбалась только ради него. После смерти Катрин она стала еще более тихой и мягкой. Несмотря на седеющие волосы, Лоре выглядела моложе своих лет и очень напоминала Катрин, как будто она старалась сохранить дочь в самой себе, сохранить живой.
