«Мило», — подумала она, если это называется «подумать», когда за одну секунду тебя вырвало твоим прошлым и ушедшими вместе с ним образами. «Это Мило». Когда она снова была в состоянии посмотреть в окно, на противоположном углу не было никого, вдалеке шли два мальчика, играя с черной собакой. «Он меня увидел», — поняла Матильда. Если это был он, то он увидел ее, он был здесь, чтобы видеть ее, он был здесь, а не на каком-нибудь другом углу, под другим деревом. Да, он видел ее, раз он был, значит, знал, что она дома. И то, что он ушел в тот момент, когда она его узнала, видел, как она отступила, зажимая рот рукой, было хуже всего; теперь на углу пусто, не осталось и сомнений, ничего уже не решавших, полная определенность и угроза, одинокое дерево и ветер в листве.
Она снова увидела его, когда наступил вечер; Карлитос играл с электрической железной дорогой, Флора внизу напевала какую-то чепуху, оживший дом, казалось, защищал ее, вновь будил сомнения, она говорила себе, что Мило повыше и покрепче, возможно, это просто привиделось ей в забытьи сиесты, в слепящем свете. Она то и дело отходила от телевизора и с возможно более далекого расстояния смотрела в окно, и только со второго этажа, потому что прямо выглянуть на улицу было страшно. Когда она снова увидела его, он стоял почти на том же месте, только по другую сторону дерева; уже смеркалось, и контуры фигуры расплывались, растворялись среди других, тех, что шли мимо, разговаривая, смеясь, — Вилья-дель-Парке, воскресшая от летаргического сна, отправлялась в кафе и кино, в квартале постепенно начиналась обычная вечерняя жизнь. Это был он, и нечего сомневаться, его совсем не изменившаяся фигура, жест, которым он подносил сигарету ко рту, концы белого платка; это был Мило, которого она убила пять лет назад, по возвращении из Мехико, Мило, почивший, согласно фальшивой бумаге, она достала ее с помощью подкупа и с большими трудностями в одной из адвокатских контор Ломас-де-Саморы[8], у нее там был друг детства, за деньги делавший все, что угодно, и из дружеских чувств тоже, как в данном случае; Мило, сраженный сердечным приступом по ее прихоти, — и все ради Хермана, потому что Херман такой человек, для которого другое не годится, ради Хермана и его карьеры, его коллег, его клуба, его родителей, ради Хермана — чтобы выйти за него замуж, чтобы была семья, свой дом, и Карлитос, и Флора, и машина, и дача в Мансанаресе, Херман и его деньги, и чувство уверенности; она решилась тогда, почти не размышляя, по горло сытая нищетой и ожиданием, после второй встречи с Херманом в доме Реканати; поездка в Ломас-де-Самору для разговора по душам, сначала адвокат сказал «нет», это, мол, чудовищно, он никогда не пойдет на такое, не возьмет греха на душу, ну ладно, через две недели, хорошо, согласен; Эмилио Диас умер в Мехико от сердечного приступа, что было, кстати, почти правдой, ведь они с Мило были как неживые в те последние месяцы в Койокане
