— Да ведь она сама меня об этом попросила, — сказал Вильям как ни в чем не бывало. — Мне просто жалко Маручу, по-моему, это лучший способ все уладить.
По его словам, содержимое пузырька не оставляло никаких следов, и это каким-то необъяснимым образом, по мнению Вильяма, снимало с него всякую вину. Я почуял опасность и взялся за дело, стараясь не слишком нажимать. На самом деле, мол, все обстоит ни хуже ни лучше, чем в его последний приезд, просто Маруча, которая сыта всем этим по горло, взвалила все на бедняжку Анабел. Я решил вмешаться, потому что я переводчик всех этих девушек и хорошо их знаю и т. д. Я повесил на дверь табличку «сейчас приду», запер дверь на ключ изнутри, достал виски, и мы с Вильямом выпили и закурили. При первом знакомстве он показался мне примитивным, чувственным и опасным. Так как я переводил ему интимные высказывания Анабел, он считал меня почти что ее духовником, так что за второй порцией виски я узнал, что он всерьез влюблен в Анабел и хочет вытащить ее из той жизни, которую она ведет, и увезти в Штаты года через два, когда уладит кое-какие дела, как он выразился. Нельзя было его не поддержать и не одобрить его рыцарских намерений, и, развивая эту мысль, я стал настаивать на том, что вся эта история с пузырьком — худшее, что он может сделать для Анабел. Он уже готов был согласиться со мной, но не стал скрывать, что Анабел не простит ему, если он откажется, тогда, мол, она будет считать его тряпкой и сукиным сыном, а этого он не потерпит ни от кого, даже от Анабел.
Подлив ему в стакан еще виски для убедительности, я выложил план, с которым он согласился. Он снабдит Анабел пузырьком, но нальет туда чаю или кока-колы; я, со своей стороны, буду держать его в курсе дела, прилагая к письмам Анабел свои записки, чтобы ее письма хранили только то, что соединяло их двоих, и уверен, сказал я, что со временем вся эта история с Долли и Маручей выдохнется и закончится сама собой. Если же нет — мне пришлось уступить под взглядом желтых глаз, которые смотрели на меня все более пристально, — я напишу ему, чтобы он прислал или привез пузырек с настоящим ядом, я уверен в том, что Анабел все поймет как надо, если уж придется ей все рассказать, я готов взять всю ответственность за обман на себя, ко всеобщему удовольствию, и т.д. и т.п.
— О’кей, — сказал Вильям. В первый раз он произнес эти слова, и мне показалось, они звучали не так идиотски, чем тогда, когда я слышал их от моих друзей.
