В стороне от дороги все время мелькали отдельные ветхие домишки, окруженные бананами и кокосовыми пальмами, с их непременными козами, мелкой домашней птицей, собаками и голыми большеглазыми негритятами, почти всегда жующими сахарный тростник или вымазанными соком манго до самых ушей. Мы пронеслись мимо живописного старого кладбища (я отчетливо представил, как все мы, пассажиры этого автобуса, найдем там свой конец) и загромыхали по маленькому тесному селению, распугивая пронзительно кричащих кур и визжащих свиней, потом свернули на приморское шоссе и миновали маяк Гозье.
Слева от дороги я увидел грязное озеро и в прибрежной слякоти среди камышей заметил нескольких аллигаторов. За озером тоже были домишки, невероятно ветхие, почти рассыпавшиеся. Сгнившие и источенные муравьями доски поотваливались во многих местах, и широкие дыры были просто прикрыты циновками. Такими же циновками закрывались отверстия в стенах, заменявшие окна. Над крышами из пожелтевших листьев банана или ржавых кусков жести широко раскинули ветви суковатые пойнцианы (или пламенные деревья) с гроздьями желтых стручков.
По обеим сторонам пыльной дороги цвели розовые и желтые мимозы и жимолость, а по крутым зеленым склонам холмов осторожно бродили козы и волы такого же кремового оттенка, что и жимолость. В некоторых окнах и проломах появлялись черные мордочки, сквозь щели внимательно смотрели темные глаза. Какая-то отчаянная собачонка с тявканьем бросилась к автобусу и побежала рядом, но автобус внезапно швырнуло в сторону, и собачка покончила счеты с жизнью, а улыбавшийся шофер даже и не подумал остановиться.
Мы поехали дальше и по крутой дороге спустились к песчаному берегу. Я рад был немного размять ноги. Белый песок и раскачивающиеся пальмы, миндаль и ваниль, а за бурунами, пенящимися у полосы коралловых рифов, удивительно синее море… Теплый бриз принес аромат цветущих апельсиновых деревьев и привкус моря. Вдали промелькнул спинной плавник акулы, какая-то птица с пронзительным криком бросилась вниз и начала осторожно кружить над стайкой сверкающих рыбок, снующих вдоль берега.
Вдали от поселений с их грязью и зловонием все это казалось раем.
Мы отплыли той же ночью. Луна пробивалась сквозь курчавые облака, и на море наползал светлый туман. Мерцающие огни и буйная растительность медленно пропадали за кормой.
Как только корабль миновал маяк Пьер-Пойнт и прошел сквозь стаю резвящихся дельфинов, в знойной дымке показалась Мартиника — дома из белого камня на фоне крутых зеленых склонов, королевские пальмы, раскинувшие кроны над пристанью и пирамидами железных бочек с ромом. Узкие улицы в благодатной тени деревьев. По обеим сторонам улиц тянутся грязные сточные канавы, выложенные растресканными плитами с предательскими провалами. По камням карабкаются всевозможные вьющиеся растения с приторно-сладким ароматом. Сверкающие ручьи несутся с гор и, спадая каскадом к подножию, растекаются вдоль дорог, питая влагой цветущий кустарник.
