– После обеда отправимся ко мне в село. Увидишь, как я живу, покажу окрестности, дом, познакомлю с Мюратом и Петрушей… – Кажется, у меня в голосе появились командные нотки.
– Собственник ты мой! – Диана мимолетно прижалась ко мне, давая понять, что не возражает против подобного распределения, мазнула губами по щеке и, лишь отодвинувшись, поинтересовалась: – Хоть кто такие твои Мюрат с Петрушей?
– Конь и попугай.
– У тебя еще конь с попугаем есть? – удивилась женщина.
– Одно из преимуществ сельской жизни – иметь любых животных, каких только хочет душа.
– Хорошо. Но если ты здесь, то кто за ними смотрит там?
– Так я же помещик. Разве перед ними хоть раз стояла такая проблема? – Я ответил вроде бы в шутку, при сем не соврав ни в одном слове. Благо, поверить было мудрено.
– Я никогда не брала интервью у помещика, – сообщила Диана. – Не можешь поделиться реалиями помещичьей жизни?
– На данном этапе или вообще? Я никогда не слышал, чтобы у помещиков кто-нибудь когда-нибудь брал интервью. Жизнь их описывать любили, а вот спросить мнение по тому или иному поводу как-то забывали.
– Наверное, люди вы скромные, – начала потешаться Диана.
– Наверное. И такими же останемся впредь. Зачем нам слава средь полей? Зачем известность средь дубрав? Живем мы просто, без затей, и прост как жизнь у всех нас нрав. – Рифмованные строчки родились сами, и были они едва ли не первыми в жизни.
– Чье это?
– На этот раз – мое.
– Ты еще и поэт?
– Увы – нет! Сам не знаю, как получилось. Наверное, твое присутствие влияет благотворно, – признался я к немалому удовольствию Дианы. – Если читаю – то что-то чужое.
– Почитай, – неожиданно попросила она. А говорили, будто стихи уходят в прошлое!
– О, пощади! Зачем волшебства ласки слов?
Зачем сей взгляд? Зачем сей вздох глубокой?
Зачем скользит небережно покров
С плеч белых и груди высокой?…
– Спасибо, – поблагодарила Диана, когда я закончил читать. – Очень хорошие стихи. Кто их написал?
– Один знакомый. Уже давно, еще в пору молодости.
Женщины позабыли о Денисе Давыдове, и я ничем не рисковал. Как-то сорвалось с языка хвастовство о приятельстве с автором, так если не называть имен, ничего страшного в том нет. Как и в том, чтобы пригласить к себе в гости. Мы так и не сумели понять механизма, однако каждый посторонний видит в Орловке лишь то, что хочет и ожидает увидеть. А так как никто не ожидает, да и не хочет правды, опасаться разоблачения не приходится.
И все-таки не слишком ли я пру на рожон? Простительно терять голову от хорошенькой женщины когда тебе двадцать с небольшим, но когда двести с лишним, это уже смешно.
