– Я требую извинений, сударь. – Пришлось приложить усилия, дабы не влепить наглецу пощечину.
– За что? – При всей заносчивости молодой Вышневецкий еще не понял необратимости сказанного. Но потом осознал хотя бы часть и среди наступившей тишины словно бы снизошел: – Я готов дать вам сатисфакцию, сударь.
– Князь, – повернулся к Лопухину Александр. – Прошу вас быть моим секундантом.
Михайло важно кивнул, после чего гусары дружно поднялись и направились к выходу.
Старый Вышневецкий с тревогой смотрел им вслед, но что он мог поделать там, где уже никто из участников не принадлежал себе?
– Господа! В последний раз предлагаю вам помириться. – Даугович, ровесник молодого Вышневецкого, его сосед, а теперь еще и секундант, посмотрел на находящихся в разных сторонах поляны противников. – Вы продемонстрировали готовность встать к барьеру. Учитывая незначительность причины дуэли…
– Вы хотите, чтобы дуэль была четвертной? – тихо проговорил Лопухин.
Четвертной называлась дуэль, в которой после противников стрелялись секунданты.
Даугович замолчал на полуслове.
– Моему мундиру нанесено тягчайшее оскорбление, – заметил Александр.
Он с самого начала потребовал самых жестких условий для поединка. Секундант Вышневецкого приложил немало усилий, и в итоге дуэль обещала быть более мягкой. Хотя как знать…
– Нет, – качнул головой Войцех и несколько картинно обозрел окрестную природу.
Орлов ничем подобным заниматься не собирался. Он был убежден, что Бог – в правде, и потому не слишком переживал за исход поединка.
Да и старый Кондзеровский не зря заставлял бывшего воспитанника каждый день тренироваться в стрельбе и фехтовании.
– Повторяю условия. Дистанция – восемь шагов. Противники начинают сближение за четыре шага до барьера. Стрелять каждый может как в движении, так и стоя. Выстрелив, обязан оставаться на месте и ждать выстрела противника, – принялся монотонно бубнить Даугович.
Его не слушали. Условия были выработаны секундантами, как водится, заранее, с ними ознакомились и отнюдь не нуждались в напоминании. Но раз согласно обычаю их положено повторить, то куда денешься?
Полковой лекарь Невинский вздохнул. Он не любил, когда приходилось работать, а тут, судя по всему, работы было не избежать. Но в этот момент взоры всех были сосредоточены на воткнутых в землю саблях и шкатулке с пистолетами, и, воспользовавшись этим, доктор отхлебнул из предусмотрительно взятой с собой маленькой фляжки.
Чтение, на взгляд Александра, затянулось. Его сильно волновали две вещи, пришедшиеся весьма некстати, но менять что-либо было поздно.
