Когда они с Джимми ездили в машине, за рулем сидела Хэт. Более того, у Джимми с его молчаливого согласия не было ни ключей, ни доверенности. В жизни он был мечтателем и беззаботно плыл себе по течению. Вот почему, когда выяснилось, что что-то его все-таки беспокоит, Хэт пришла к мысли, что то, что он передумал, следует приписать помрачению его разума. Хотя теперь имелись серьезные доводы против этого, – эти доводы вопили, размахивали руками и требовали обратить на себя внимание, – Хэт верила, что он вовсе не собирался разбивать ее сердце. И в какой-то степени была права.
Джимми и в самом деле не знал, какой великой суматохи он избежал. Сама того не ведая, Хэт уберегла его от нудной мучительной подготовки к свадьбе. Целыми днями, не считая того, когда они решили пожениться, они бродили по «Джону Льюису» со свадебным списком в руках и прикидывали, не слишком ли вызывающе выглядит сервиз с постепенным ослаблением тонов и сколько им понадобится тарелок соответствующих цветов. Все это вовсе не казалось Джимми обременительным. Он плохо разбирался в повседневных делах, и Хэт охотно взвалила все на себя. Теперь ей пришло в голову, что, как только до него дойдет, какую громадную потерю он понес, расставшись с достойным и порядочным человеком, он сразу же вернется. Она была уверена, что ее новый план поможет этому.
12
Осторожно – нижнее белье в действии
Хэт выбрала вечер, когда «Арсенал», любимая команда Джимми, проводил домашний матч. (Его первой любовью был команда «Партик Фисл»,[16] но за пределами Шотландии он почти не играет, а ведь перебравшемуся в Лондон Джимми надо было за кого-то болеть.) Времени для приведения своего плана в жизнь у нее было достаточно: Джимми был рабом привычек, и Хэт помнила, что, возвращаясь после игры домой, он наверняка зайдет поесть жареной картошки. И тем не менее, войдя в его квартиру во второй раз после того, как он оставил ее, она вела себя как грабитель. Хэт остро осознавала, что это, вероятно, ее последний шанс и упустить его никак нельзя.
Оказавшись в квартире, Хэт прикрыла дверь с такой бережностью, словно та была из венецианского стекла. Неподвижно постояв с минуту, она прислушалась, не выдали ли ее какие-либо звуки. Ничего. На всякий случай она произнесла: «Эй! Есть кто-нибудь дома?», но до нее тут же – с опозданием – дошло, что, если бы Джимми был дома, она выглядела бы полной дурой, стоя в коридоре и обращаясь к нему так, как будто ничего более естественного и быть не может. К счастью, никто не ответил.
