"Нам придется ждать пока Бромберг не поедет, сесть с ним вместе на поезд — наверное…" И вот я встаю, иду в ванную (где уже побывал раньше пока они были на пляже и секс-фантазировал вспоминая тот раз, в другой еще более дикий и давний уикэнд у Бромберга, бедняжка Энни с волосами накрученными на бигудях и ненакрашенная и Лерой бедный Лерой в соседней комнате недоумевая что это его жена там делает, и Лерой же позже умчавшийся отчаянно в ночь осознав что мы что-то затеяли в ванной и так вспоминая себя теперь ту боль что я причинил Лерою в то утро только лишь ради крошки насыщения этого червя и этой змеи которых зовут сексом) — Я захожу в ванную и моюсь и спускаюсь вниз, пытаясь выглядеть жизнерадостно.
Все же я не могу смотреть Марду прямо в глаза — в сердце у себя: "О зачем ты это сделала?" — ощущая, в своем отчаяньи, провозвестие того что грядет.
Как будто еще недостаточно это был день той ночи с великой пьянкой Джоунза, которая стала ночью когда я выпрыгнул из такси Марду и бросил ее псам войны — человек войны Юрий сражается против человека Лео, каждый из них. — Начинаясь, Бромберг звонит по телефону и собирает подарки на день рождения и собирается ехать автобусом чтоб успеть на старый 151-й в 4.47 до города, Сэнд везет нас (в самом деле жалкий удел) к автобусной остановке, где мы пропускаем по быстрой в баре через дорогу пока Марду теперь уже ей стыдно не только за себя но и за меня тоже остается на заднем сиденье в машине (хоть и выдохшаяся) но при свете дня, пытаясь подремать — на самом деле пытаясь придумать себе выход из той западни из которой только я мог помочь ей выбраться если б мне дали еще один шанс в баре, преходяще изумленный, я вынужден выслушивать Бромберга продолжающего себе громогласно громыхать болботать свои соображения об искусстве и литературе и даже фактически ей-Богу анекдоты про гомиков пока хмурые фермеры долины Санта-Клара наливались у поручней, у Бромберга нет даже никакого понятия о своем фантастическом воздействии на обыкновенных — а Сэнду по кайфу, сам он тоже в действительности шиза — но это несущественные детали. — Я выхожу сообщить Марду что мы решили ехать следующим поездом чтобы пока вернуться в дом забрать забытый там пакет что для нее не больше чем еще один наворот тщеты и суеты она принимает эту новость официально сжатыми губами — ах любовь моя и утраченная моя заветная (старомодное слово) — если б я знал тогда то что знаю сейчас, вместо того чтобы возвращаться в бар, дальше трепаться, и вместо того чтобы смотреть на нее обиженными глазами, и т. д., и позволить ей лежать там в блеклом море времени заброшенной и неутешенной и непрощенной за грех моря времени я влез бы внутрь и сел бы с нею, взял бы ее за руку, обещал бы свою жизнь и защиту — "Потому что я люблю тебя и нет никакой причины" — но тогда будучи далек от того чтобы полностью успешно осознать эту любовь, я все еще пребывал в процессе размышления я выкарабкивался из собственного сомнения по ее поводу — но вот пришел поезд, наконец-то, 153-й в 5.31 после всех наших проволочек, мы сели, и поехали в город сквозь Южный Сан-Франциско и мимо моего дома, лицом друг к другу на сиденьях купе, проезжая громадные верфи в Бэйшо и я ликующе (пытаясь быть ликующим) показываю товарный вагон рывком поданный под бункеровку и видно как вдали вздрагивает загрузочная воронка, ух — но большую часть времени блекло сижу под перекрестными взглядами и выдавливаю из себя, в конце концов: "Я действительно чувствую что должно быть спиваюсь аж нос краснеет" — первое же что я мог придумать и сказать чтоб облегчить давление того о чем мне на самом деле хотелось рыдать — но в главном все втроем мы действительно печальны, едем вместе на поезде к веселухе, к кошмару, к неизбежной водородной бомбе.
