Что-то страшное грядёт | страница 5
И гремя своей сумкой с железными стержнями, продавец громоотводов круто повернулся и ринулся вниз по дорожке, бросая тревожные взгляды на небо, на крыши, деревья. Потом, закрыв глаза и продолжая принюхиваться, он на ходу забормотал:
— Да-да, худо, худо, надвигается, чую, еще далеко, но скоро, скоро...
И человек в одежде цвета грозового неба с надвинутой на глаза сумрачной шляпой скрылся вдали. И шуршали ветви деревьев, и небо вдруг словно разом состарилось, и мальчики, уронив на землю громоотвод, принюхивались к ветру — не слышно ли запаха электричества?
— Джим, — заговорил Вилл, — что ты стоишь? Он ведь сказал: твой дом. Ты собираешься установить громоотвод или нет?
— Нет, — улыбнулся Джим. — Зачем портить веселье?
— Веселье! Ты с ума сошел? Я принесу стремянку! А ты тащи молоток, гвозди и провод!
Но Джим даже не шелохнулся. Вилл сорвался с места, тут же возвратился с лестницей и приставил ее к стене.
— Джим. Подумай о своей маме. Ты хочешь, чтобы она сгорела?
Вилл один полез вверх, потом поглядел вниз. Джим медленно подошел к стремянке и последовал за ним.
Среди окутанных облачной тенью холмов вдалеке раскатился гром.
На крыше Джима Найтшейда в воздухе пахло прохладой и сыростью.
Сам Джим вынужден был признать это.
Глава вторая
Ничто в мире не сравнится с книгами о пытках водой, кровавых казнях, потоках раскаленной лавы с крепостной стены на головы фигляров и шутов.
Так говорил Джим Найтшейд, только такие книги он читал. Если не про ограбление государственного банка, то о сооружении катапульт или превращении черных зонтов в карнавальные костюмы «летучая мышь».
Все это выпалил Джим.
Все это выслушал Вилл.
Громоотвод установлен на крыше Джима, Вилл горд, Джим стыдится того, что разделил его трусость, день клонится к вечеру. Ужин съеден, настало время еженедельного броска в библиотеку.
Подобно всем мальчишкам, они не ходили, а бегали; наметив цель, мчались к ней сломя голову, только пятки да локти мелькали. Никто не побеждал в этой гонке. Никто не стремился победить. Дружба не позволяла им разлучаться в вековечном беге — ухо в ухо, тень в тень. Их пальцы вместе хватались за ручки библиотечных дверей, плечи вместе рвали финишные ленточки, теннисные туфли рядом печатали частые следы на газонах; они вместе прочесывали кусты, белками взбирались на деревья, и никто не проигрывал, оба побеждали, сберегая дружбу до будущего времени утрат.
Так было и в этот вечер, когда они в восемь часов неслись в центр города, подхваченные ветром — то теплым, то холодным. Чувствуя, как расправляются крылья на локтях и на кончиках пальцев, они вдруг погружались в новый воздушный поток, и прозрачная осенняя река стремительно несла их к цели.