— Глупо, Сеня. Луна-то, погляди, какая румяная — прямо на нас пялится. Это она тебя осуждает: не генерируй мысли понапрасну, Семен Петрович, смирн гордыню!
Веткин стоял в длинных трусах, большой, худой, мохнатый. Он осветил зашипевшей спичкой свое красное носатое лицо и спутанные грязно-седые волосы, зачмокал толстыми добрыми губами, прижигая сигарету, выпустил в сквер широкую струю дыма. И успокоенно вздохнул.
— Врачи, Сеня, говорят, и табак вреден. А как снять напряжение, они знают? Ты вот вторую ночь глазами лупаешь. Вчера — с радости, нынче — с горя, что радость я твою уничтожил. Мог бы закурить, но и это, видишь ли, вредно. А? Но как же вредно, когда мне легче от нее. Мозг, говорят, слабеет, память садится, работоспособность падает… А Петр Первый курил, Эйнштейн курил, Толстой курил, и не только Лев, но и оба Алексея… Чего молчишь, с Илиади согласен?
— Согласен, — признался Сеня, поворачиваясь на спину и подтягивая спустившееся одеяло. — Куренье тут не играет роли положительности. Маркс курил, а Владимир Ильич Ленин не курил, Леи Николаевич Толстой бросил, французский император Наполеон даже не начинал…
— Откуда ты знаешь?
— Мытарин говорил. Степан Яковлевич, наш директор, он знает. И сам, опять же, не курит. В совхозе к нему с любым вопросом нужды обращайся — сразу ответит. А кроссворды самые трудные разгадывает. Вот вы слышали про город Таганрог?
— Ну.
— Знаете, чем он знаменит?
— Комбайновым заводом. Это все знают.
— Не угадали. В Таганроге умер император Александр Первый и родился великий писатель Антон Павлович Чехов.
— А ну тебя к черту! — Веткин бросил искрящую на лету сигарету за окно и бухнулся в скрипучую кровать. — Спи, изобретатель!
Сеня уснул только на рассвете и увидел себя возле разваленного дома, от которого остался целым только кирпичный фундамент, а стены были разобраны, бревна валялись как попало. На одном бревне сидели рядышком Феня с Михрюткой, у Михрютки на коленях лежал черный заяц.
«Видишь теперь, что ты натворил! — кричала Феня грубо. — У других мужья как мужья, а ты чудородие немилящее! Где вот жить станем?»
«Не ругайся, мамка, — заступилась за него Михрютка. — Папаня у пас самый умный, он другой дом придумает. Придумаешь, пап?»
«Ага, — сказал Сепя, — только пусть она не расстраивается».
Феня неожиданно легко согласилась, но потребовала, чтобы он спел про нее песенку. И Сеня так же легко спел:
Солнышко во дворе,
А в саду тропинка.
Сладкая ты моя.
