— Илиади?
— Ага, Феня думала, что я больной, а он не признал, положил только для обсужденья. Дело, говорит, серьезное, а товарищ Веткин теперь непьющий, вот и пусть пособит.
— Так и сказал: непьющий?
— Нет, хотел сказать, да раздумал. Но теперь я сам вижу, что вы другой, трезвый.
— Это по чему же ты определил?
— А по взгляду. Взгляд теперь у вас невиноватый.
— Какая наблюдательность! — Веткин заметно подобрел и сел на постели. — Что же мы будем обсуждать?
— А новый двигатель, я же говорил. — Сеня присел на другую койку у стены и огляделся. Двухместная палата была тесноватой, с одним окном, но чистой. — Стола у нас нету, что ли?
— Нет, только тумбочки. Давай располагайся, и пойдем в скверик покурим. Ты не храпишь ночью?
— Что вы, как можно! Феня заругает.
— И ты, значит, под гнетом. Дали мы им волю, эмансипаткам.
Сеня вынул из карманов пижамы туалетные и бритвенные принадлежности, засунул их вместе с амбарной книгой в тумбочку и охотно пошел вслед за Веткиным. Здесь все ему нравилось.
Просторный больничный двор, замкнутый со всех сторон амбулаторным и больничными корпусами, лет сорок назад был засажен заботливым Илиади березой, канадским кленом, липой, акацией и вот стал тенистым и зеленым. Было здесь покойно и тихо, от корпуса к корпусу вели ровные, выстеленные красным кирпичом дорожки, кудрявые деревья смыкались над ними, образуя тенистые галереи, а в зелени между галереями прятались в разных концах сквера несколько крытых беседок со столиками и скамьями. Выздоравливающие и ходячие больные гуляли по аллейкам, приходили в беседки читать, играть в шашки и шахматы, в подкидного и в домино.
В одну из таких беседок, ближнюю к их корпусу, и привел Веткин Сеню. Сам уселся по-хозяйски за стол, достал пачку «Примы», закурил, предложил Сене. Тот помотал головой:
— Ни к чему. Дурная привычка.
— Да? Гляди-ка! И Ленка так же говорит, и Илиади… Неужели бросать? — Он затянулся и, запрокинув голову, выпустил одно, два, три, четыре сиреневых кольца подряд.
— Красиво, а?
— Как из выхлопной трубы двигателя на малых оборотах, — определил Сеня.
— Ладно. Давай выкладывай, что там у тебя за двигатель.
— Тогда я за книгой сбегаю. Или так можно?
— Как хочешь.
— Там у меня чертежи, расчеты. Я — мигом.
Веткин еще не докурил сигарету, а Сеня, часто дыша, уже разворачивал перед ним амбарную книгу со своим детищем.
Ничего особенного тут не было, хотя для самодеятельного механика замах широкий. Веткин заплевал окурок, бросил его в кусты и спросил Сеню, как он представляет техническую реализацию своего изобретения и ее последствия, Сени вдохновенно стал рассказывать, но на Веткина напала зевота, он поднял руку;
