— Знайте, бандиты, победа наша!
И упал на руки товарищей.
До фашистской траншеи было метров восемьдесят. Немецкий окоп от разрыва гранаты не пострадал, а мы потеряли от единственного выстрела такого богатыря...
Как я клял себя за то, что не проявил твердости, не остановил Грязева...
В комсомольском билете Александр Грязев оставил завещание своему сыну:
«Не тот патриот, кто много говорит о Родине, а тот, кто готов отдать за нее жизнь...
Во имя Родины и твоей, сынок, жизни я готов на все. Расти, дорогой мой малыш, учись. Родину люби не словами — трудом люби».
На могиле Саши мы поклялись отомстить фашистам за его смерть.
Тяжелым был этот день, хотя сильных атак немцы не предпринимали. С воздуха не бомбили. Лишь дважды от водонапорных баков подымались в атаку фашистские цепи, но обе атаки мы отбили автоматным и пулеметным огнем. Снайперские винтовки были в это время укрыты плащ-палатками.
Солнце катилось вниз. Зарумянился горизонт. Подул слабый ветерок, лишь по перемещению дыма можно было установить его направление. Ржавая пыль ровным слоем ложилась на землю, на наши плечи.
Наконец наступила ночь. Черно-сизым бархатом отливал восток, а на западе все блестела светлая полоска. Я смотрел в ту сторону в каком-то оцепенении: смерть Саши Грязева придавила меня. Не хотелось ни есть, ни пить, ни двигаться. Лишь слух машинально отмечал, что делается в стане врага.
Внизу, около железной дороги, раздавался металлический лязг. Наверно, артиллеристы противника ремонтируют орудия. Хорошо были слышны окрики офицеров на высоте. Там же застучали дежурные пулеметы — боятся гады или веселят себя пустой стрельбой.
Неожиданно спустился густой туман, хоть глаза коли. Это взбодрило меня: такая темнота помогает лазутчикам — могут приползти сюда за «языком»...
Однако случилось то, чего мы уже и не ожидали.
Под прикрытием тумана к нам пробрались солдаты из третьего батальона. Командовал ими лейтенант Федосов, бывший начальник штаба второго батальона. И на этот раз он был, как всегда, навеселе.
— Сматывайте свои удочки и уходите в тыл, — распорядился он. — Командир полка майор Метелев приказал.
— К чему такая поспешность? — спросил я.
Федосов, прикуривая папиросу от зажигалки, в упор исподлобья посмотрел на меня. Веки воспаленные, припухшие.
— Не твое дело, — ответил он хриплым голосом. Видно, неважное у него настроение.
К нам подошел политрук Степан Кряхов, поздоровался. Федосов ушел вдоль окопа размещать людей по огневым точкам.
