Я бросил взгляд на дорогу. Впереди нас двигался, томясь в тесноте, серебристый джип «Мерседес». Обе левые двери его были вмяты внутрь, на кузове отчетливо бросались в глаза следы черной краски другого автомобиля.
– Саша… Рома… Это он, три восьмерки, «Ольга тройная»! – заорал Пискунов. – Это они, братцы!..
«Геленваген» ехал перед нами, и пространство между ним и «Вольво» занимали пять или шесть машин. Подсчитать было трудно, их то и дело становилось то меньше, то больше. Потенциальные жертвы присных дяди Поли скакали из ряда в ряд, как кенгуру.
Если только в Москве нет еще одного «Мерседеса» с битыми дверями и номером О888ОО, то это та самая машина, в которой сидят трое кавказцев.
– Как это случилось?! – хрипел, выворачивая губы, Ююкин.
Покрытая порошком, плачущая и проклинающая почему-то именно его, Ююкина, Вера, жена его, трясла здоровым кулаком перед его носом и дико кричала:
– Ты когда посадишь этих скотов?! Где мои семьдесят тысяч долларов?! Я разведусь с тобой, жлоб проклятый, я лучше на панель пойду, я выйду за Марецкого, кретин ты, кретин!..
В медицинском «Мерседесе» не трясло, но Ююкину казалось, что он ходит ходуном над женой и пытающимся наложить ей шину доктором. Двадцать минут назад он приехал к месту аварии и едва не сошел с ума, увидев Веру покрытой белой пылью. Ее «Мазерати» прямо с места происшествия можно было увозить на свалку, свинтив предварительно магнитолу, из которой даже к приезду генерала сочно неслось: «Малинки, малинки». Обезумев от шока, он с опущенными руками ходил вокруг носилок и слушал, что ему говорит жена. Рассказ был не очень связен, однако и из того, что слышалось, можно было догадаться: Веру подставили, а после того как она врезалась, увели ее саквояж, в котором находилась семьдесят одна тысяча долларов – месяц работы двух салонов, которые возглавляла Вера.
Первое время Ююкин жил одной лишь тревогой за жену. Но когда доктор сказал, что нет ничего страшного, кроме перелома ключицы и химического ожога потной шеи о смесь из огнетушителя, Геннадий Петрович взорвался и превратился в самого себя. Он повязал галстук, вынул из «Мерседеса» китель и разыскал фуражку. По причине того, что на улице он практически не бывал, надобность в папахе отсутствовала. Он служил в летней форме одежды вот уже третий год. Став снова генералом Ююкиным, он вернул себе способность думать. И когда Веру заносили в салон микроавтобуса, он уже помнил разговор с Поликарпом Доброхотовым, в котором тот проронил странную фразу: «Представь, что было бы, если бы подобное случилось с твоей женой…»
