* * *
Убийца…
Рано я похоронил Пискунова. Он переживет нас всех.
– Сука!! – орал он, показывая себе и нам окровавленные ладони. Говорил он четко и в том, что ему холодно, нас не убеждал. Он не говорил Мокину «поцелуй меня на прощанье», не клялся в том, что урезал нам премии для поддержания собственной финансовой стабильности, не вспоминал прошедшую жизнь, а просто орал. Так орет кабан, которого ударил нож лоханутого забойщика. – Он убил меня!
«Да, конечно, убил, – подумал я. – Насмерть».
– Он проколол мне плечо!
Следующий его вопль представлял собой вопрос о том, будет ли заражение.
Как-то в детстве я играл с пацанами за школой и по пояс провалился в яму с ледяной водой. А потом бежал домой и страшно боялся, что умру. История «Титаника» не давала мне покоя.
Заточка кавказца прошила сначала предплечье Пискунова, потом плечо, а потом и пронзила насквозь мышцу под лопаткой. Вот какое оригинальное ранение можно получить после удара длинного шила, если закрываться от него согнутой рукой.
В бессмертном Викторе Сергеевиче зияло шесть отверстий. Дырами подобные вещи я не называю после того, как мой шутник-папа в глубоком моем детстве объяснил своему сыну простую истину: «Дырка у тебя, сынок, только одна. В попе. Все остальное именуется отверстиями». Ну, ему, токарю, было виднее…
Кровь била из Пискунова, как в мультике про Тома и Джерри. Из всех отверстий и в разные стороны.
– Мне нужен врач, я умру! – Этому фальцету позавидовал бы сам Робертино Лорретти. – Она вся выйдет из меня!
– Хоспадииииии, да перемотайте вы его чем-нибудь, – поморщился Пострелов, уже поняв, что рана не смертельная, и даже как-то сожалея об этом, что ли.
Тем временем, пока, перегнувшись вперед, Голев обматывал как попало вынутыми из аптечки бинтами босса, Володя вел машину так близко к «Мерседесу», что я видел в зеркале лицо кавказца. Оно беспрестанно двигалось, глаза его лихорадочно метались от дороги к нам, и я понимал, что водитель что-то все время кричит или поет. Но не «медляк» Мистера Кредо – по-любому.
Потом случилось то, чего я боялся больше всего.
Вспыхнувшие тормозные огни «Мерседеса» я увидел слишком поздно. Да и не во мне дело. Володя поймал зрением красный свет, кажется, вовремя. Но сделать что-то было уже невозможно…
От удара меня швырнуло на Пострелова, и я ударился грудью о спинку. Спинка выдержала, спружинив, но в шее моей раздался такой омерзительный хруст, что свет померк в глазах…
Очнулся я от крика Володи, который хриплым от срыва голосом приказывал что-то проколоть. Потом я услышал звук, очень похожий на шипение пробитого мяча. Только тише и не такой сочный.
