Ф[окин] во все время беспокойно вертелся на своем кресле, барабанил пальцами по столу, безо всякой нужды заглядывал под диван и беспрестанно обращал ободряющие взоры то к хозяину, то к гостю; наконец не вытерпел и сказал:
- А мы к вам, А[лексей] М[ихайлович], насчет одного дельца.
Хозяин мрачно улыбнулся.
- Какое же такое это ваше дело?
Ф[окин] стал подкашливать, подмаргивать и закивал пальцем хозяину в другую комнату. Они вышли. В отворенную дверь слышно было, как Ф[окин] уговаривал его вполголоса:
- Вы не опасайтесь! что ж такое? ну, да. Ваше дело такое. Ну, да.
- Да мне что же? - отвечал капиталист. - Я ничего не боюсь. Мое дело такое.
- Ну, разумеется.
- Понятное дело.
- Да-с; так вот, А[лексей] М[ихайлович], - начал Ф[окин], выходя и указывая на меня, - как они очень любопытны узнать все об нашем городке и как они много наслышаны, то вы им все это, если можно…
- Это ничего, - ответил хозяин, с улыбкою посматривая на меня.
- Впрочем, ведь все это уж напечатано в отчете министерства.
- Об кузнечиках-то, об кузнечиках. Да, да. Вы расскажите! Ведь это все для славы нашего города. Следственно, можно надеяться? так вы будьте благонадежны! - успокоивал он меня.
Я поблагодарил и тут же кстати обратился с просьбою к служащему в думе гостю. Мне хотелось добыть городской бюджет за минувший год. Гость ответил мне на это, что ведомость о городских доходах и расходах ежегодно представляется куда следует и что если мне это нужно знать, то лучше всего обратиться… То есть обратиться куда следует. Из этого я не замедлил вывести заключение, что с подобными требованиями в осташковскую городскую думу обращаться не следует; но, несмотря на это, попытался, однако, убедить гостя, что дело это совершенно невинное и что опасаться тут решительно нечего. Гость подумал немного и сказал:
- Это все так-с. Только вот Федор Кондратьич уехали, а то бы они вам все это разъяснили в лучшем виде.
- Так, стало быть, без Федор Кондратьевича ничего сделать нельзя?
- Вот изволите видеть, что-с…
Ф[окин] давно уже, стоя позади меня, делал гостю разные гримасы и заманивал его в другую комнату. Наконец гость это заметил и ушел с ним пошептаться. Чрез несколько минут он вернулся и сказал, что может дать мне записку в думу, и там сделают для меня все, что можно. Я взял записку и простился. Ф[окин] пошел со мною.
- Ну, слава богу! - сказал он, когда мы уже были на улице, - дела наши улаживаются понемножку.
Новая роль, которую он взял на себя добровольно, до такой степени занимала его, что он даже начал уж мои дела считать нашими делами.
