– Ты именно что не поняла. Ты сочла это недоверием.
– А разве…
– Свет Господень, конечно нет! Такова традиция, вот и всё. Свидетель – глаза и уши, но вовсе не тех, с кем ты спорила. Он обязан, если ты погибнешь, стать защитником твоей чести. Свидетельствовать, что клятва хоть и не исполнена, но давший ее не свернул с пути, не струсил и не отступил.
Мариана искоса взглянула на рыцаря, заправила за ухо выбившуюся из косы прядку. Спросила подозрительно:
– И ты не станешь меня отговаривать?
– А ты послушаешь, если стану?
– Нет!
– Вот и я думаю, что нет. – Барти чуть заметно пожал плечами. – А раз так, зачем тратить слова?
Кажется, в этом Мариана с ним соглашалась: во всяком случае, отвечать она не спешила.
– И еще, Мариана. Я не ошибусь, сказав, что тебе не приходилось странствовать?
– Добралась же я до Себасты.
– Прости, а откуда? Ты вчера не сказала.
– Навряд ли ты слыхал о Белых Холмах, сэр Бартоломью. – Мариана откликнулась хмуро и… опасливо? Боялась, что спутник попытается вернуть ее домой? Глупо, если так.
– Не слышал. Где это? – Барти кривил душой: бывать он в Белых Холмах не бывал, но слышать приходилось. Мало, правда, но достаточно, чтобы понять, не врет ли девица, не назвала ли домом первое место, что пришло в голову.
– Если от Себасты, – неохотно объяснила Мариана, – в трех днях пути за Южной Миссией, но не на самом побережье, а вглубь, к предгорьям.
– Не там ли, – изобразил пробуждение памяти Барти, – где пару десятков лет назад нашли святой источник и поставили монастырь?
– Монастырь там давно, – дрогнувшим голосом ответила Мариана. – А о святом источнике я не слыхивала. Ты спутал, сэр рыцарь.
Все верно, подумал Барти, девчонка и впрямь оттуда. И, видно, скучает по дому. Но тогда какие псы понесли ее в рыцари?! Или прав был капитан, и девица сбежала от немилого жениха? Узнать бы, кто таков, да поговорить по-мужски.
– Странно, – вновь нарушил молчание Барти. – Почему ты не пошла в отряд Южной Миссии?
– Была причина, – Мариана выпрямилась в седле, развернула плечи – хотя, казалось бы, куда уж дальше. В голосе зазвенели слезы. – И по той же самой причине я не вернусь в те края.
– Мариана, – мягко, как ребенку, сказал Барти, – тебе и только тебе выбирать, куда мы едем. Тебе совсем не нужно ничего доказывать. Твоя клятва, твой и путь.
Мариана не ответила, и некоторое время путники ехали молча. Но Барти все-таки произнес то, что с вечера, с самого отъезда просилось на язык.
– Однако, Мариана, я рад был бы помочь тебе, чем смогу. Я все же поопытней тебя и дорогой этой ездил не одну сотню раз.
