– Это часть чего? – спросил он, указывая на кусок цыпленка необычной конфигурации.
– Понятия не имею, – ответила она, не глядя на него. – Я никогда прежде не освежевала и не забивала свою пищу.
Он прикусил внутреннюю часть щеки, чтобы удержаться от ухмылки. Если он допустит ошибку и засмеется, то она, вероятно, вывалит чашку с соусом ему на голову.
Ужин прошел напряженно и по большей части безмолвно. Если он высказывал комментарий, она отвечала, но помимо этого не предпринимала никаких усилий для поддержания беседы. Она съела по маленькой порции каждого блюда, хотя слово «крохотной», наверное, подошло бы больше. Как только она закончила, то отнесла свою тарелку к раковине и вернулась с чистым блюдцем, а также с вишневым пирогом, который все еще пузырился.
Очень немногое в жизни когда-либо мешало аппетиту Риза, и сегодняшний вечер не стал исключением. Он слишком тяжело работал, чтобы ковыряться в еде. К тому времени, когда Маделин закончила со своей маленькой порцией пирога, он уничтожил большую часть цыпленка, весь картофель с соусом, и оставил только два бисквита. Риз чувствовал себя почти удовлетворенным, когда Маделин поставила перед ним чистую тарелку с гигантским куском пирога. Однако, быстрый взгляд на ее застывшее лицо, сказал ему, что с ней пища не сотворила такого же чуда.
– Как ты научилась так готовить?
– В шкафу есть поваренные книги. Я умею читать. – Весьма щедрый ответ для такого словоохотливого собеседника, которым она сейчас являлась.
Наведя на кухне порядок, Маделин сразу направилась наверх. Риз вошел в свой кабинет и занялся документами, которые никогда не заканчивались, но мысли витали далеко, и к восьми часам он смотрел на часы, задаваясь вопросом, готова ли Маделин лечь спать. Он уже слышал льющийся душ, и образ ее нагого тела, стоящего под струями воды, заставил его беспокойно заерзать на стуле. Временами половые органы мужчины могли доставлять ему чертовское неудобство, и сейчас был как раз такой случай. Он оставался напряженным большую часть дня, проклиная себя за то, что не занялся с нею любовью этим утром, даже не смотря на то, что это было бы огромной ошибкой.
Он бросил ручку на стол, закрыл книги и со сдерживаемой стремительностью поднялся на ноги.
Черт побери, он нуждался в ней и не мог больше ждать.
Поднимаясь наверх, он выключил свет, его поступь была тяжелой и размеренной. Мысли вертелись на том обжигающем, потрясающем моменте, когда он сначала войдет в нее, ощущая небольшое сопротивление тугой плоти, дарующей, окутывающей, а затем – почувствует влажный, обволакивающий жар, лишающий рассудка. Все, что он мог сделать, чтобы удержать себя в руках и не приставать к ней снова и снова, это постараться помнить, что она абсолютный новичок в любовных ласках и пока еще слишком уязвима.
