Товарищи | страница 5



Она направилась было к печи, но остановилась и, повернув к Ковалевичу полное, круглощекое лицо, весело блеснула глазами и добавила:

— Тут у нас про него, про Баклана, смехом говорят: "Хороший председатель: хоть и плохо руководит колхозом, зато тринадцать немецких эшелонов спустил под откос!"

Она засмеялась так искренне и простодушно, что улыбнулся и Ковалевич. Арина снова принялась хозяйничать у печи. Работала она, как и разговаривала, — неторопливо, без суеты.

Ковалевич вернулся в свою комнату. На улице синел негустой предутренний сумрак, и из окна были видны голые, съежившиеся от сырости и стужи кусты сирени и черные, как будто истлевшие, стебли цветов.

Ковалевич думал о Баклане. Слова Арины не были для него неожиданными. Он уже знал о последнем партийном собрании в колхозе, об отношениях председателя к парторгу, — об этом ему рассказал вчера Гаврильчик. Правда, Гаврильчик говорил о Баклане неохотно и всячески старался обойти эту, очевидно, неприятную ему тему. Чаще всего он отговаривался двумя словами "сошел с рельсов". Однако Ковалевич и по этим скупым сведениям хорошо представил себе поседение Баклана, и это встревожило его.

Ковалевич познакомился с Бакланом, когда тот был в подрывной комсомольской группе. Партизанским отрядом "Смерть фашизму", в который входила эта подрывная группа, командовал Ковалевич. Командиру отряда пришелся по душе молодой подрывник, его отвага и решительность.

Именно Ковалевич и назначил его командиром подрывников, од же поручился за комсомольца-подрывника, когда тот вступал в партию.

Месяца четыре тому назад Баклан стал председателем колхоза. Он в то время вернулся из Минска, с курсов, на которых проучился почти год. Ковалевич узнал об избрании Баклана на одном из областных совещаний от секретаря райкома. Тогда Ковалевич сказал, что лучшего председателя и желать нельзя, потому что его партизан был, кроме всего прочего, хорошим организатором. И вот на тебе…

Ковалевич услышал, что в соседнюю комнату, звякнув щеколдой, кто-то вошел.

Двери между комнатами были затворены, и он не мог видеть вошедшего.

— Заждалась, должно быть, перепелочка? — услышал он голос Гаврильчика. — Нет? Ой, неправда, не поверю. Я ж ведь соскучился без тебя…

Арина незлобиво упрекнула:

— Молчи, постеснялся бы чужого человека, там же все слышно!

— Что там слышно, любушка ты моя? — чтоб потешиться над Арининой осторожно

стью, нарочито громко сказал Рыгор. Арина, невидимому, рукой закрыла ему рот.