Переодеваться в мужчину.
– Финита ля комедия, – бормотал он под нос единственное знакомое ему французское выражение. – Финита! Ля! Комедия, блин!!!
Паша Горазон не находил себе места.
До полуночи оставалось больше восьми часов, – или градусов, или тонн?! – он совсем запутался в этих мерах времени, веса, длины и человеческих ценностей.
Тоска брала Пашку за сердце, когда он думал о том, что до полуночи ещё целая вечность, а последний штрих в его расследовании ещё не поставлен. Можно было попробовать нарушить все законы природы и явиться в дом среди ясного дня, только получится ли?..
Смертельный трюк для призрака. Головокружительный и вопиюще наглый. Но если при жизни он делал такие трюки, почему бы не попробовать после смерти?!
Ведь это была лучшая его роль. Последняя и любимая.
Эх!!! Была не была, как говаривал старина Гамлет…
И Пашка, сделав неимоверное усилие над собой, виртуозно преодолел границы света и тьмы, реальности и сумеречного пространства.
– Жжёшь, Пашка, – похвалил он себя, с грохотом приземляясь на подоконник. – Только чересчур громко.
За стеклом Ида Григорьевна Гошина руками ела кальмаров, фаршированных рисом, и отпивала суп из тарелки жадными большими глотками. Она сидела в кресле с ногами, и её сухое тельце скрывал атласный халат.
– Ида Григорьевна! – радостно закричал Паша, заколотив по стеклу руками и напрочь забыв, что окно для него не препятствие. – Душка! Голубка! Нашлась, старая грымза! Вот радость-то!! Вот радость-то! – повторил Горазон, найдя эту фразу интонационно недоработанной.
Гошина потрясла пальцем в ухе, словно в него попала вода, и продолжила лакать суп.
Пашка с лучом света проник в комнату, и, зацепившись за гардину, повис, раскачиваясь, словно на турнике.
– Суки-японцы забыли в суп ложку покласть, – чудовищно выразилась Ида Григорьевна. Отодвинув тарелку, она вдруг резво вскочила и задёрнула шторы на окне, занавесив его вместе с Пашкой. Пашка сразу понял недостаток своего дневного явления – его просто не видно!
Шторы были пыльные, и он чихнул.
– Суки-японцы морскую капусту с песком жрут, и мне такую же кушать впаривают, – продолжила ворчать Ида, употребляя невиданные обороты.
Паша опять чихнул. Вот уж не думал он, что какая-то пыль может раздражать его призрачный нос!
– Да какая японская сука чихает? – огляделась старуха.
– Я не сука! – заорал Пашка. Он выбрался из-за шторы и на максимальной скорости трижды облетел Иду Григорьевну, чтобы она хотя бы ощутила движение воздуха.
