– Глупость какая-то, – по-прежнему не понимала Таня.
– Нет, нет, Тань, ты что? – сказал Прокофьич. – Очень здорово Сережа придумал. Ты скажи там Михаилу Кузьмичу, он оценит. Скажи, сама сочинила. Ты ведь не против, Сереж?
– Натуроплата! Пойдемте, тестюшка, выпьем по рюмочке и будем квиты! – согласился Сергей.
Разговор о языке окончился. Анна Петровна пошла на кухню собирать ужин.
Сереже нужен был волновод с необычным фланцем. Фланец и волновод имелись. Можно было бы нацарапать служебную записку и отнести их в цех, чтобы там спаяли. Но это ведь нужно договариваться, идти в другой корпус, готово будет только завтра, хорошо, если… Из-за такого небольшого дела столько мороки… Раньше Сережа поручил бы работу Николаю Николаевичу, а через полчаса получил бы, что хотел. Николай Николаевич умел делать все, был токарем, фрезеровщиком, слесарем, паяльщиком, радиомонтажником, кроме того, всем инженерам и научным работникам ремонтировал часы. Николай Николаевич работал красиво. Движения его были точны, экономны и имели очарование танцевальных па, как будто большой артист вышел сплясать нечто простенькое. Его работа завораживала зрителя, как хороший спектакль. Но Николай Николаевич ушел на пенсию по инвалидности, а вместо него взяли Борю.
Много лет Боря работал в гранитном цеху при кладбище. Работа была связана с потреблением низкокачественных спиртных напитков, нахождением на свежем воздухе в любое время года, простудами и семейными неприятностями. После того как жена взяла дочку и уехала навсегда к маме, Боря решил изменить жизнь, начать с чистого листа. Без прежней семьи и вредных привычек. Он целый месяц лечился от пьянства и курения за деньги, а потом стал искать работу в Москве и окрестных наукоградах. Так он попал к ним в институт, в столярную мастерскую.
Однако полного обновления жизни Боря не достиг. Публика в столярке была, конечно, почище, чем на кладбище. Разговоры интересные иногда возникали. Один рассказывал, как чинил шкаф в кабинете то ли Королева, то ли Челомея, другой говорил, что на Байконуре бывал в командировках и все запуски сам видел.
От этих рассказов Боря обалдевал, пытался поймать и запомнить каждое слово. Однако ему это не всегда удавалось: после гранитной работы Боря сделался глуховат. А переспросить возможности не было, потому что рассказчик высокомерно посылал Борю матом, подчеркивая тем самым, что такие интересные рассказы предназначены не для нового «чурочника», а для настоящих слушателей.
