— Ну как же, помню! Вам кое-что причитается. Подписывал!
Не вручили еще?
Ступышев замялся. Харитонов что-то сказал адъютанту. Тот за
Ополченцы отечески глядели на Ступышева. Среди них особо выделялся высокий худощавый ополченец с острыми, пронзительными глазками и бородкой клинышком.
— Ну, как учение? — спросил Харитонов.
— Бойцы грамотные. Расписаться на броне бутылкой смогут! — неторопливо, как бы взвешивая каждое слово, отвечал старший сержант. — У меня, товарищ генерал, быстрее всех соображает вот этот, Орлов! — указал он на высокого ополченца с бородкой клинышком. — Да вот беда, хотят его у меня забрать в повозочные.
— Это почему?
— Так что, товарищ генерал, переросток он!
Высокий худощавый ополченец впился взглядом в Харитонова.
— Сколько вам лет, товарищ Орлов? — обратился к нему Харитонов — На этот вопрос позвольте не отвечать! — ответил боец. — Я никуда из этого подразделения не уйду. Лета мои здесь ни при чем.
Один из сопровождавших Харитонова командиров спросил:
— А если приказ?
— Все равно не уйду!
— Кто это вас учил приказу не подчиняться? — вспыхнул Ельников.
— Никто не может мне воспретить с оружием в руках защищать Родину! невозмутимо сказал старик.
— Но если для строевой части не положен ваш возраст? Придется перевести в хозяйственную часть! — спокойным тоном сказал Гущин.
— В хозяйственную часть? — посверкивая глазами, сказал старик, — Я в старой армии полком командовал, в гражданскую — бригадой. Да-с! А то, что снят с учета и садоводством занимался это не моя вина… Годы! На восьмой десяток перевалило!.. Да-с!
Немец подошел к городу, а мне что прикажете? В Ставку писать, чтобы заново аттестовали?
Орлов извлек из бокового кармана ватной куртки военный билет и протянул Харитонову.
Харитонов, прочитав, вернул документ.
— Будем хлопотать о присвоении вам нового звания! — твердо проговорил он.
Возвращались в темноте, с потушенными фарами. Шпаго вылез из машины и отправился разведать путь. Харитонов пошел вместе с адъютантом.
— Как тебе нравится Гущин? — спросил он.
Как вам сказать, товарищ командующий? Я могу только судить, хороший он или плохой человек. Способности, образование — это все, конечно, имеет значение. Но для меня главное не в этом.
— А в чем?
— Я уж сказал вам.
— Ну, как ты считаешь?
— Считаю — нехороший человек!
— Почему?
— По тому, как он вам про убитых докладывал.
Харитонов, замолчав, насупился.
— Ты, брат, суров! — деланно недовольным тоном возразил он и, помолчав, добавил: — Впрочем, я это тоже почувствовал.
