– Не знаю, стоит ли…
Это еще что?! Смех. Чертов гомик смеется. Нет уж, на хрен! Джон мог есть дерьмо, много дерьма. Тонны дерьма были ему нипочем. Живя в сточной канаве, к дерьму привыкаешь. Но когда какой-то придурок в лицо насмехается над ним, – этого он снести не мог.
– Играю. – Почему бы нет? – Играю.
Итальянец кивнул.
Джон объявил каре. Без фанфар, спокойно выложил на стол четырех своих красавцев.
Толстяк открыл карты.
За долю секунды Джон описал круг по всей Вселенной. И не один раз. Он погрузился в такую кромешную тьму, куда даже звездный свет не мог проникнуть. Через несколько лет он вернулся в этот маленький грязный отель, в который не осмелился бы войти ни один турист. В буро-оранжевую мерзость этой комнаты. Он парил над жалким раздавленным человечком, вот-вот готовым расплакаться. И понял, что парит над самим собой. Как в «Секретных материалах», – когда люди, умирая, выходят из своего тела.
Но Джон не умирал.
О смерти он мог только мечтать, пока же его ожидала отвратительная жизнь. И никуда от нее не денешься, парень. Надо возвращаться в этот мешок с мясом и костями и топать дальше, влача свое никчемное существование.
Реальность выхватила его из секундного прыжка в небытие и обратно: толстяк только что открыл свои карты. Открыл три… четыре туза.
– Что дальше? – спросил толстяк.
Педик засмеялся.
Итальяшка кивнул.
Да-а… Какое уж тут, на хрен, дальше? У одного четыре короля, что, во-первых, почти, мать твою так, невозможно само по себе и, во-вторых, почти, мать твою эдак, невозможно побить. А другой за тем же столом не просто бьет, а бьет аккурат четырьмя тузами.
– Что дальше? – повторил слова толстяка Джон, ни к кому конкретно не обращаясь, разве что только к… Дениз.
Дениз, или как там ее звали, ничего ему не ответила. Не ответила, потому что ее не было. Не было рядом. Рядом с ним. Она продефилировала через всю комнату к итальянцу и, повиснув у него на плече, с видом «ах ты, глупыш» улыбнулась Джону.
Девушка.
Девушка, которая ластилась к нему, когда он выигрывал в покер во «Фламинго».[7] Девушка, которой всегда было известно, где играют по-настоящему. Итальянец, знать не знавший Джона, но предложивший поставить за него. Толстяк с четырьмя тузами.
Джон почувствовал себя глупым котом, угодившим под грузовик, когда до него наконец дошло:
– Ты подставила меня! Ты, маленькая сучка!
– Зачем же так грубо, – встрял итальянец, внезапно преобразившийся в галантного кавалера. – Не надо с ней так разговаривать.
