Но первая же ночь причинила ей большое разочарование; мичман, несмотря на свою молодость, уже много поплавал и посетил столь экзотические страны, что сильно отличался от обычного парижского буржуа; его изысканные привычки в любви говорили лучше всего об этом различии: он был изощрен и необычен в своих вкусах – моралисты, наверное, сочли бы его порочным и извращенным. Но Селия была совсем другой и по ремеслу, и по склонностям. Не то чтобы она была безжизненна или холодна – но самая порывистость ее оказывалась слишком простой и элементарной. И сложность вкусов ее нового друга несколько устрашила ее.
Ни с кем другим она, конечно, не согласилась бы на то, на что соглашалась с Ривералем. Но ведь Ривераль, за исключением часов, проводимых ими в постели, продолжал ей очень нравиться. Он показался ей таинственным уже при первой их встрече у Максима. Теперь она знала, что это действительно было так, оттого что мысль его всегда была особенной, не похожей на обычный штамп, неожиданной для всех. Он любил говорить, но часто его слова были непонятны для Селии. Селия все-таки старательно хранила их в своей памяти, со смутным предчувствием, что когда-нибудь разберется в них; и она действительно поняла их, когда другие моряки и другие путешественники научили ее говорить и думать так, как они сами думали и говорили, так, как думал и говорил Ривераль.
Кроме того, Ривераль был добр. По крайней мере она считала его таким, оттого что ни при каких обстоятельствах у него не срывалось ни насмешек, ни сарказмов, ни просто грубых фраз. Она считала это самой настоящей христианской добродетелью с его стороны: оттого что в глубине души он, конечно, должен был так же насмехаться, презирать и оскорблять, как все мужчины, – в конце концов, она была только потаскуха; и ей слишком часто напоминали об этом, – и тем более мило было со стороны Ривераля скрывать свое настоящее нелестное мнение о ней.
Наконец к 1 июля Ривераль был произведен в лейтенанты, и, чтобы торжественно отпраздновать получение «третьей нашивки», Селия перевезла своих пенатов[7] с улицы Москвы, 34, на улицу Альфонс, 66. И для новой четы началась жизнь, правда без бархата и золота, о которых поется в песнях, но, во всяком случае, вполне приемлемая в материальном отношении.
– Я получил трехмесячный отпуск, – заявил Ривераль, перед тем как отпраздновать новоселье, – скажите, прелестная госпожа моя, не угодно ли будет вам провести их со мной, эти несчастные три месяца, которые пролетят столь незаметно? Девяносто дней. У вас не будет времени соскучиться. И вы не рискуете, что ваше пребывание может по несчастью затянуться на более долгий срок: я «признан годным для дальнего плавания», на девяносто первый день, готовься!.. В путь, на Таити, Новую Землю или Мадагаскар! Уверяю вас, за вас некому будет цепляться!
