Только Хэ-хуа не разделяла общей радости. Они с мужем разводили шелкопрядов на одном листе, но после «выхода из огня»[28] ее червячки весили всего двадцать цзиней.[29] Когда же окончилась последняя «долгая спячка», сельчане видели, как мрачный, угрюмый Ли Гэнь-шэн выбросил в речку три корзинки с червяками. С той поры женщины стали сторониться Хэ-хуа. Дом ее обходили, а завидев издали ее саму или ее молчаливого мужа, убегали. Не только словом с ней обмолвиться боялись, даже взглянуть не смели, опасаясь как бы ее несчастья не «пристали» к ним.
Тун-бао строго-настрого приказал младшему сыну не знаться с Хэ-хуа.
– Коли увижу тебя с этой сукой, всем расскажу, что идешь отцу наперекор, – кричал он, стоя под навесом у своего дома, нарочно громко, чтобы слышали Хэ-хуа и ее муж. Сяо^бао запретили даже близко подходить к их жилищу, не то что разговаривать.
Однако А-до будто оглох и в ответ на все угрозы отца лишь тихонько посмеивался, – можно ли было верить во всю эту чепуху? С Хэ-хуа, правда, он больше не виделся: просто было недосуг.
Во время «долгой спячки» «драгоценные сокровища» слопали триста цзиней шелковичных листьев, и вся семья Тун-бао, даже Сяо-бао, двое суток не ложилась спать. Зато гусеницы вышли замечательные. Дважды за всю свою жизнь видел Тун-бао такое чудо: когда женился и когда родился у него А-сы. Сразу же после «долгой спячки» «сокровища» сожрали семь даней тутовых листьев; с каждым днем они круглели и крепли, а семья Тун-бао худела и тощала, глаза вспухли и покраснели от бессонных ночей.
Каждый шелковод обычно подсчитывает заранее, сколько тутовых листьев сожрут червячки до того, как у них начнется «подъем» и они станут завивать коконы. И старый Тун-бао решил посоветоваться со старшим сыном, где раздобыть денег.
– На господина Чэпя надежды мало. Придется, видно, снова кланяться хозяину твоего тестя, – сказал он.
– На день листьев хватит, даней десять еще есть, – равнодушно отозвался А-сы. Он еле держался на ногах от усталости. Веки отяжелели, будто весили несколько сот цзиней, об одном он мечтал – хоть немного соснуть.
– Что ты бормочешь? Спишь, что ли? – разозлился Тун-бао. – Я так думаю: уже два дня шелкопряды едят, еще три дня, не считая завтрашнего, их надо кормить. Выходит, понадобится еще тридцать даней листьев! Тридцать даней!
На току послышались голоса. Пришел А-до и притащил даней пять тутовых листьев. Тун-бао с А-сы тотчас прекратили разговор и тоже отправились за листьями. Из червоводни вышла Сы и последовала за мужем и свекром. Прибежала Лю-бао – они с братом разводили не так уж много шелкопрядов, и в свободное время девушка приходила помочь. Ночь выдалась звездная, дул легкий ветерок. Вдруг среди шуток и смеха послышался чей-то глухой голос:
