Придаточное изъявительное
Я сидела за письменным столом и с тоской рассматривала семь схем, по которым мне нужно было придумать семь сложноподчиненных предложений с различными придаточными. Схемы были похожи на пауков — с прямоугольным тельцем главного предложения и отходящими от него лапками придаточных. Казалось, что вот сейчас они оживут и расползутся по всей квартире.
Ирина Ивановна сказала, что примеры нужно взять из двух источников: из статьи Белинского о Пушкине и из шестой главы «Евгения Онегина», которую мы как раз сейчас прорабатываем по литературе. Это такой педагогический метод: сочетание грамматики с литературой. Для лучшего усвоения. Например, в «Тарасе Бульбе» много деепричастий. Помню, как я сидела в пятом классе над первой главой «Тараса Бульбы» и вылавливала из нее деепричастные обороты, как мух из супа. Всего их нужно было выловить четырнадцать. Примерно на пятом я уже так ненавидела Тараса Бульбу и его сыновей, что этой ненависти мне теперь, наверно, на всю жизнь хватит.
А вот сейчас я читаю шестую главу «Онегина». Не читаю, где там! Шарю глазами по строчкам, ищу сложноподчиненное с придаточными следствия и определительным.
Три примера я честно отыскала у Белинского. Три — сама сочинила, но так, чтобы можно было подумать, что и они из Белинского. Авось Ирина Ивановна не догадается. Оставалось последнее. Я бы и его могла придумать из головы, но Ирина Ивановна наверняка потребует пример из «Онегина» как доказательство того, что я внимательно прочитала шестую главу.
Я бы так не старалась, но у меня за последнюю контрольную по русскому была двойка. Вернее, две отметки: диктант — четверка, а грамматический раэбор — двойка. Я читаю:
...Пробили
Часы урочные...
...Какие еще «урочные»? Ах, это дуэль Онегина и Ленского! Я заставляю себя вчитаться:
...Пробили
Часы урочные. Поэт
Роняет молча пистолет,
На грудь кладет тихонько руку
И падает. Туманный взор
Изображает смерть, не муку...
Я читаю, и меня невольно уносит куда-то далеко, в девятнадцатый век, и я вижу снежные сугробы, и старую мельницу, и плотину, и вижу, как Онегин в тоске глядит на убитого Ленского.
...Недвижен он лежал, и странен
Был томный мир его чела.
Под грудь он был навылет ранен,
Дымясь, из раны кровь текла...
У меня слезы подступают к глазам. Я встряхиваюсь. Нет, так нельзя. Так можно зачитаться и забыть все на свете, а завтра Ирина Ивановна скажет: «Где сложноподчиненное с придаточными следствия и определительным? Нету? Двойка! И учти — это уже вторая!»
