— Так я пойду? — встревоженно сказал он.
Я кивнул.
Рискуя вывихнуть себе обе ступни, Гриша Прахов неловко развернулся в узком проходе и, нетвердо ступая, направился к выходу между двумя рядами шкафчиков
Опомнясь, я поспешил за ним. Пересменка кончилась, и в раздевалке уже никого не было. Только у входа в душевую стоял голый Сталевар с полотенцем через плечо. Вытаращив желтые глаза и отвесив челюсть, он смотрел на дверь, за которой, надо полагать, только что скрылся Гриша Прахов.
Пройдя через стеклянный кубик проходной, я увидел Люську. Куртейка на ней — импортная, джинсы — в медных блямбах, на скулах — чахоточный румянец по последней моде. Не иначе жениха поджидает.
— Ты что же это передовиков обхохатываешь? — грозно сказал я. — Смотри! Еще раз услышу — премии лишу.
Люська запрокинула голову и рассмеялась.
— Ой! Передовики! Видели мы, как вы листы роняете.
Выпрямить ей нос — цены бы девке не было. А уж если еще и норов укоротить!..
— И новичка от работы отвлекаешь! — добавил я сурово. — Он и так ничего не соображает, а тут еще ты со своим краном…
Вместо ответа Люська изумленно округлила глаза. Это мне очень напомнило недавний взгляд Сталевара, и я обернулся.
Вдоль заводской Доски почета, рассеянно посматривая на портреты передовиков, ковылял на подворачивающихся каблуках Гриша Прахов. С ума сошел! Через первую проходную — в таком виде!
— Ой!.. — потрясенно выдохнула Люська. — Что это на нем?..
— Погоди ты, — цыкнул я на нее. — Не мешай…
Гриша Прахов как раз проходил мимо моего портрета. Покосился равнодушно и не узнал. Да и немудрено. Я сам себя на этой фотографии узнать не мог.
Дальше был портрет Люськи. Гриша вздрогнул и медленно повернулся к стенду лицом.
— Все, — сказал я. — Готов. По-моему, тебя, Люсенька, увольнять пора.
Люська заморгала и уже открыла рот, чтобы отбрить меня как следует, когда над ухом раздался знакомый ленивый голос:
— Это кто ж тут у меня девушку отбивает?
Сверкающая улыбка, а над ней радужные фирменные очки в пол-лица. Валька Бехтерь с Нижнего поселка. Ну-ну… Люське, конечно, видней.
— Отчего ж не отбить? — говорю. — День-то какой!
Улыбается Валька Бехтерь. Весело улыбается. Широко.
— Да, — говорит. — Ничего денек. Солнечный…
Что-то мне в его голосе не понравилось, и, зная про наши с Бехтерем отношения, Люська быстренько подхватила его под руку.
— Ну ладно, Миньк! Привет!
— Привет-привет, — говорю. — До встречи, Люсенька.
Бехтерь при этих моих словах, естественно, дернулся, но она уже буксировала его в сторону троллейбусного кольца… Правильно он делает, что очки носит, А то разнобой получается: улыбка наглая, а глаза трусливые.
