— Ивар…
Барракуда тяжело, со свистом дышал. Глаза его казались как никогда круглыми — длиннофокусные объективы.
— Ивар… Ты еще встретишь маму. Постарайся поверить…
Ивар молчал. Тогда Барракуда выгнулся дугой, запрокидывая голову к Онову:
— Дима!! Сейчас! Будет легче! Только держи!!
Он перевел дыхание. Проговорил едва слышно:
— До свиданья.
В следующую секунду Ивара рвануло вверх. Мир взбеленился, и направления окончательно отказались считаться верхом или низом; тонкий трос тянул его, теперь уже точно тянул, и все ближе становилось перекошенное лицо отца — и Ивар не мог уже видеть…
Но все-таки видел.
Как тело Барракуды падает вниз, беззвучно ударяясь о лопасти…
Как в зал с тусклым железным полом врывается отряд во главе с красивой озлобленной женщиной…
Как Барракуда падает к ее ногам, и, отшатнувшись в ужасе, она получает в лицо целый веер кровавых брызг.
ЭПИЛОГ
* * *
— …Ты возвращаешься туда, откуда все мы родом. Легкого пути тебе…
Молчание. Он знал, что, оглянувшись, увидит неподвижные лица осунувшихся людей, Регину и отца, глядящих в разные стороны, каменных, отчужденных.
— Там… твоя Прародина. Там голубое над зеленым, там накрыт для тебя стол…
Голос, произносящий слова давнего ритуала, не должен дрожать. Он и не дрожит — звучит ровно и глухо, как и полагается обрядом.
— Легкого пути… Нет на тебе тяжких грехов… — Ивар готов был запнуться, но вовремя подхватил воздуха и твердо повторил: — Нет на тебе тяжких грехов. И да не будет длинной твоя дорога… Ступай… Кай Коваль. Когда нам будет тяжело и тоскливо, пусть тебе будет легко и радостно. Пусть лучшие из нас встретятся с тобой, и воссядут с тобой за зеленые скатерти под синим шатром… Возьми…
Рука Барракуды не хотела удерживать фонарик. Ивар закусил губу и еще раз, уже без слов, попросил: возьми…
Мертвые пальцы послушно приняли из его рук тускло светящийся кристалл.
Ивар оглянулся.
Вот они, смотрят. Угрюмые и злые, и раздраженные; Регина, придавленная своим нескрываемым горем, и отец, изможденный и страшно постаревший. Все смотрят на мертвого человека в пилотском кресле и на мальчика, неподвижно стоящего у подлокотника; они — не верят?! Что Барракуда — долетит?..
Ивар медленно поднял подбородок.
Как тяжело распрямляться. Как ноют плечи и боли спина…
Но он поднимает голову. Все выше и выше.
Ну вот. Теперь он может улыбнуться.
И улыбка выходит поначалу неестественная и трудная — но с каждым мгновением все легче. Все спокойней и свободнее. И безмятежнее. Вот так…
