Потом он понял, что давно уже не сидит на койке, а стоит, вжимаясь спиной в стену, желая сделаться плоским, как бумажная картинка.
Тихонько щелкнул пол. В другом углу, у двери в уборную, темнело еще одно черное пятно. Койка под босыми ногами вздрогнула, будто живая. Там, под койкой…
…Возится, влажно хлюпает, оплывает густой черной жижей и снова всасывает эту массу в себя. Вместо лица черная смоляная воронка… Не надо.
Ивар захрипел. Непреодолимый, физиологический ужас перекрыл ему горло, скрутил судорогой подгибающиеся ноги, сдавил живот; в несколько секунд человеческое существо, мальчик, обернулось комком беззвучно вопящей плоти.
…Отлетела дверь.
В него вцепились чьи-то руки, и он понял, что вошедший хочет стащить его с койки, скормить чудовищу. Сопротивляясь с невиданной ловкостью, сильный, как десять Иваров, он сомкнул челюсти на пальце вошедшего, рот его наполнился кровью — но вошедший был тяжелее, он наваливался, сдавливал грудную клетку, Ивар задыхался, молотил ногами, не раз и не два угодил в мягкое… Потом мутный туман перед глазами разошелся, и он увидел у самого своего носа свисающий клок бежевой обшивки.
— Ивар?
Он только теперь почувствовал, что руки его заломлены за спину, да так, что плечи вот-вот вывернуться из суставов.
— Отпусти…те… — сказал он, и рот его оказался соленым.
Хватка ослабла, ушла совсем.
Он лежал на койке, обшивка на стене была безнадежно испорчена, место разрыва кривилось, как распахнутый рот. Края его топорщились бесцветными ворсинками. Ивар с усилием попытался вспомнить, кто и зачем разорвал нервущуюся ткань — но вместо этого обнаружил с ужасом, что лежит в мокрых штанах.
Он покраснел. Он сделался горячим и пунцовым — и вместе со стыдом к нему вернулась память.
— Что… — прошептал он в белое лицо нависающего над ним Барракуды. — Что… Что?..
— Вставай, — сказал Барракуда шепотом. — Это… ПОМУТНЕНИЕ. Вставай, вставай…
Он сунул в кобуру шприц-пистолет и рывком вздернул Ивара на ноги — раз и еще раз, потому что колени подогнулись и мальчик едва не свалился снова.
— Помутнение… Идем со мной… Быстро, быстро…
Ивар плохо соображал, что делает. Ноги его переступали просто затем, чтобы поддержать в равновесии неповоротливое тело; во рту стоял отвратительный вкус и это был вкус крови человека, тащившего его за руку. С прокушенного пальца Барракуды падали на светлый пол темные тяжелые капли.
Коридор. Поворот. Переулок под высоким потолком. Вентилятор. Винтовая лестница. Еще. Поворот.
