— Ничего, мы и холодный съедим.
Ромка вытащил из кастрюли кусок мяса и отрезал несколько ломтиков. Сообразительный Васек тут же принес из буфета горчицу и соль.
Ромка открыл миску с холодной вареной картошкой, Васек живо сбегал в кладовку за зеленым луком и редиской.
Ромка поставил на плиту чайник, Васек поспешно выставил две чашки и открытую уже банку домашнего варенья.
— Ты давно не ел? — удивился старший брат.
— Угу, — облизнулся младший, — полчаса, наверное.
— Ну и обжора ты, — сказал восхищенно Ромка.
— Обжора, — скромно согласился Васек.
Несколько минут ели молча. Ромка напряженно думал, где сейчас искать ребят. Середина дня. Тут уж «цепочка» не поможет. Надо будет послать Тимку к школе, Захара на пляж, Сеньку к причалу… Где же еще сейчас могут быть ребята?
— Сказать? — вдруг опять стал приставать Васек. — Сказать откуда?
— Слушай, ты, — грозно сказал Ромка, — если ты не отстанешь, то, кажется, это я скажу маме, где ты пропадал вчера во время обеда, это я тогда скажу папе, кто кокнул ту его любимую пепельницу, черепки которой так и не были обнаружены в доме…
Васек присмирел, даже есть перестал и, тихо-тихо соскользнув со стула, исчез.
Закончив еду и выпив чашку горячего крепкого чая, Ромка торопливо прибрал за собой и выскочил на крыльцо.
На крыльце сидел притихший, опечаленный Васек. Ромке стало жаль брата, он даже подсел к нему, положил руку на плечо. Но Васек дружбу не принял, хладнокровно снял руку с плеча.
— Ах, так, — сказал Ромка и схватил брата.
Это был запрещенный прием, потому что щекотки Васек боялся больше даже, чем отцовского наказания.
Васек упал на землю и задрыгал ногами, замахал руками, отчаянно, просто дико хохоча.
— Ладно, — сказал Ромка, — я не скажу ни папе, ни маме, вставай, жалкий лакомка и пластилиноваятель, вставай, несчастный трус и разбиватель отцовских пепельниц… вставай и расскажи мне, наконец, что за особые жильцы у нас поселились.
— Тебе же неинтересно, — все еще лежа на земле, сказал Васек.
— Интересно, — сказал Ромка и поднял братишку, — говорю тебе, очень интересно.
Васек для приличия шмыгнул раза два носом, потом отряхнулся, сел на ступеньку и раскрыл было рот…
Но тут их лохматая дворняга Жучка громко залаяла и устремилась к калитке.
Ромка посмотрел — и обомлел.
От калитки к дому шла уже знакомая ему девочка в кожаной куртке и в очках — Оксана.
— Жучка! Жучка! — хозяйским тоном покрикивала на собаку девочка. — Не смей, это свой, свой!
Своим был идущий следом за девочкой стройный белобрысый мальчик, тоже лет четырнадцати, в синих спортивных брюках и яркой рубашке навыпуск.
