Шелковый фонарь | страница 7
Доктор. А как здоровье вашего батюшки? По-прежнему?
О-Цую. Благодарю вас за внимание. Мне кажется, что хуже. Раньше все-таки реже были припадки безумия.
О-Ёмэ. Теперь, когда случается припадок, он даже нас с госпожой не признает… Подумайте, – родную дочь.
Доктор. Неужели?
О-Цую. О-Ёмэ говорит правду. Это так тяжело.
Доктор. Бедняжка! Представляю, как вам трудно. Столько времени ухаживаете за отцом, как самая преданная дочь – и вот: он даже не узнает вас!
О-Емэ. Когда господин в своем уме, и то не легко: настроение у него тяжелое, бранит весь свет и даже нас… Никого не хочет видеть.
Доктор. Что это? Раньше так не было.
О-Емэ. Да… вы столько времени не появлялись… за это время и произошло ухудшение.
О-Цую. От моего доброго, ласкового отца ничего не осталось. Я вспоминаю, как нежен он был всегда, как добр ко мне, и вдруг – что сделалось с ним!
Доктор. Я не мог раньше посетить вас, простите, О-Цую-сама. И, может быть, все это от моего недосмотра. Позвольте взглянуть на него. Можно?
О-Цую. Прошу, почтенный Мэйан. На вас вся надежда. К тому же он верит вам и любит вас… Пройдите и осмотрите его.
О-Ёмэ. Как хорошо, что вы пришли. Сегодня уже с утра старый господин ходил такой суровый, мрачный. Взгляд временами дикий. Увидел меня, пристально посмотрел и как закричит: «Кто это?» Едва уверила его, что это я – Ёмэ. А теперь заперся у себя и не выходит. Боюсь, не перед припадком ли все это.
Доктор. Тогда немедля позвольте мне пройти к нему. Проводи меня, О-Ёмэ.
О-Цую. Спасибо, доктор.
Доктор. Подожди меня, Синдзабуро! Я скоро вернусь. А ты пока поговори с О-Цую-сама. (Уходит, задвинув за собою перегородки.[17])
Молчание.
Синдзабуро (смущенно). Простите меня, О-Цую-сама, что так невежливо нарушил ваше уединение. Я бы никак не осмелился утруждать вас, если бы не достопочтенный Мэйан.
О-Цую. О нет, Синдзабуро-сама! Ваш неожиданный приход – радость для нас. Ведь я целыми днями вдвоем с О-Ёмэ. Кроме нее, у меня нет ни подруг, ни служанок.
Синдзабуро. А ваш батюшка?
О-Цую. Как вы слышали, он в последнее время почти не выходит. Когда у него припадок, к нему страшно приблизиться. А когда он в сознании, то никого не хочет видеть.
Синдзабуро. Я не имею права вас спросить… Но, может быть, вы все же объясните: отчего это? Что такое с вашим уважаемым батюшкой?
О-Цую. Мне тяжело рассказывать, Синдзабуро-сама! Разве вам не говорил почтенный Мэйан?
Синдзабуро. Нет…
О-Цую. Тогда я скажу… Хоть и не пристало мне утруждать своим горем других. Но вы так добры… Отец мой – безумен!