Гуси летели над головой с громкими криками, пробуждая воспоминания, и, как будто сейчас, Ричард и я стоим близко друг к другу, и ледяной ветер треплет длинный клетчатый шарф, окутывающий мою голову и плечи.
– Что мы делаем здесь? Так холодно, у меня замерзли щеки. Мои пальцы превратились в кусочки льда.
– Мы пришли сюда побыть наедине, только ты и я, и никого больше. И я могу владеть тобой, целовать твои глаза, твои пальцы, твои груди, чтобы согреть их.
Он скосил глаза в своей комической манере, когда произнес слово «груди», и мы оба рассмеялись. Я повернулась в кольце его рук, и он обнял меня крепче, целуя мои замерзшие щеки, мои веки. Счастье волной захлестнуло меня. Мне было, должно быть, лет двадцать, и я была без ума от него.
– Рич, я должна идти домой – мать будет искать меня. Ты знаешь, она не доверяет нам, когда мы наедине.
– На это есть причины. Подожди, мы сможем всегда быть вместе, – прошептал он. – Никто не будет спрашивать, никто не сможет вмешаться. Я смогу раздеть тебя прямо здесь, на этом открытом месте, и заняться любовью с тобой.
Я громко рассмеялась, и этот звук вернул меня к действительности. Здесь, в неподвижности другого зимнего дня, я с болью ощутила грусть потери. Глупая девочка, ты думала, что это будет продолжаться всегда? И глупа та женщина, что хочет вернуть прошлое назад.
Лоррейн и дети ехали ко мне, смеясь и крича, и я повернулась как раз вовремя, чтобы быть опрокинутой обратно в сугроб. Они захихикали от удовольствия, и я смеялась с ними, желая уловить их счастье и приподнятое настроение, но от сестры не укрылось мое меланхолическое настроение.
– Все в порядке? – Лоррейн пристально, с участием, посмотрела на меня. – Ты выглядишь так, будто повстречалась с привидением.
– Нет, ничего, я только подумала об одном давнем знакомом.
Сочетание воссоединения с сестрой и этого места вызвало к жизни воспоминания, но в них была спрятана грусть, и я извлекла из небытия больше, чем воспоминания. Если последние несколько месяцев могут служить показателем, то Ричард как будто посещал меня. Нельзя отрицать и того, что я необыкновенно много думала о нем.
Но мечты не могут ничего изменить. Я сделала выбор в своей жизни, и теперь должна продолжать. Стараясь стряхнуть с себя непрошенное уныние, я пыталась улучшить настроение.
– Ты можешь сказать, что мне уже за сорок, то есть сорок пять, – опередила я сестру. – А я сижу в сугробе, мечтая о старых приятелях.
Лоррейн посмотрела на меня вопросительно, но я ускользнула от дальнейших расспросов. Я поднялась и отряхнулась от снега.
