Клодина не даёт даже времени ответить: она открывает дверь и таинственно шепчет:
– Красавица моя, чаровница моя, моя беляночка, муси-муси, любимица моя, вру, вру…
И вот в дверях медленно, словно зачарованная хищница, показывается прелестная белая кошечка. Она поднимает на Клодину покорные зелёные глаза.
– …Моя чернушка, моя малышка, ты снова сделала пи-пи на лакированный ботинок Рено, но он ничего не узнает, мы скажем ему, что это просто плохая кожа. А он сделает вид, что верит нам. Подойди ко мне поближе, я прочту тебе дивные стихи Люси Деларю-Мардрю.
Клодина, схватив кошечку за шкирку, высоко поднимает её над головой и восклицает:
– Взгляните сюда, сударыня: утонувшую кошку вздёрнули на крючок (она разжимает пальцы: Фаншетта спокойно падает, мягко, прямо на лапки, и застывает на месте…). Знаете, Анни, с тех пор как моя Доченька поселилась в Париже, я постоянно читаю ей стихи, она уже знает наизусть все стихи Бодлера, посвящённые кошкам, а теперь я читаю ей то, что написала о кошках Люси Деларю-Мардрю!
Я невольно улыбаюсь: меня забавляет её детская выходка.
– Неужели вы полагаете, что она их понимает? Клодина бросает на меня через плечо уничтожающий взгляд:
– Вы просто недотёпа, Анни! Простите, я хотела сказать: «Я в этом абсолютно убеждена». Сидеть, Фаншетта. Смотрите, Фома Неверующий, и слушайте. Стихи ещё не опубликованы. Они великолепны.
ЕГО ВЕЛИЧЕСТВУ КОТУ
О мудрый суверен, таинственный и смелый.
Ужель достойны мы монарших ваших ласк,
Коль под рукой у нас ваш бархат чёрно-белый
И яркие каменья глаз?
Как гусеница, вы способны выгнуть спину,
В движениях легки, как птица на лету.
Сияющим цветком всю вашу наготу
Являет носик ваш невинно.
В вас виден хищный нрав по множеству примет:
Порой угодно вам, презрев игрушек ворох.
Напористо схватить когтями лап проворных
Досель неведомый предмет.
И этот малый рост – он вам не в умаленье,
В нём есть на царственность тигриную намёк.
А в чреслах ваших скрыт, как страшный клад, комок
Вселенской силы вожделенья…
Вам нынче нипочём над нами торжество.
Величественной позой олимпийской
И взглядом золотым в недвижности буддийской
Вы вновь напомнили, что вы есть божество.
[3]Кошечка, кажется, дремлет, но в полусне она чуть слышно мурлычет, вторя Клодине, а та читает стихи то звучным голосом, красиво грассируя, то мягким, нежным шёпотом, от которого замирает сердце… Как только голос Клодины умолкает, Фаншетта сразу раскрывает узкие глаза. Одно мгновение обе они очень пристально, с важным видом смотрят друг на друга… Подняв указательный палец, Клодина, повернувшись ко мне, вздыхает:
