— Может, тебе плохо постелено, сынок? — спросила из-за шторки мать.
— Нет… Ничего. На новом месте, всегда так… Спи, мама.
Хорошо грело плотное рядно, и теперь Марусову было страшно подумать, как шел он из города под дождем один всю дорогу, и знобило его, когда он вспоминал дорогу.
А за окном все лил и лил дождь, шуршал по стене ветер, и Сергей думал: «Затишье, покой… Какой я был наивный… Затишье, покой!» В голову снова лезло всякое, он гнал беспокойство и хотел уснуть.
Лил дождь.
СНОВА В ГОРОД
(Перевод Эд. Корпачева)
Затравенелое, жесткое, стылое от ноябрьских низких ветров поле-аэродром. Над ним сизое, как мерзлая дорога, холодное небо. Пасмурно. Двенадцать часов дня. Самолет улетает в тринадцать десять…
Напрасно спешил он и тревожился: доктор, как и пообещал, позвонил уже из местечка в кассу и заказал себе и ему билеты. Только самолета еще не было: опаздывал. Да и доктор почему-то не ехал.
Доктора этого он вообще не знал до нынешнего дня.
Отшагав по дороге километров десять, он проголосовал грузовику с будкой. Остановится, не остановится, ему было все равно: до местечка оставалось километра четыре. Машина остановилась. Щуплая девчушка, сидевшая рядом с шофером, показала рукой за спину. Кто-то приоткрыл дверцу; он, не примерившись, бросил в кузов старую свою спортивную сумку, которую мать натолкла чем-то весомым, наверное, салом, — переметнулся сам и устроился там на жестком настиле. Впереди сразу же закрыли дверцу, поехали. Он не успел и разглядеть тех, кто прятался от холодного ветра в будке, как какая-то женщина узнала его, словно бы по тому, что он весь в батьку, и все удивлялась и все повторяла свое «весь в батьку», а ему неловко было, стыдно, что не знал эту женщину, лишь догадывался, что она, возможно, из соседней деревни. Заговорил мужчина, который также знал как будто его отца, мать, даже младшую сестру, — это и был доктор.
Он присмотрелся к доктору лишь в местечке, когда машина остановилась у районной больницы. Доктор был почти ровесник ему, чернявый, большеголовый, худой, в очках с широкой строгой оправой; подергивал высокими плечами, поминутно поправлял на носу очки и, щурясь, потирал подбородок ладонью.
— На самолет? Я закажу билеты, — просто сказал он. — Шибеко, да? А как зовут?
— Петро.
— Мне тоже в город. Хочешь, подожди меня. Я зайду в больницу, а потом нас подбросят на машине.
— Нет, я лучше пойду.
Хорошо, что доктор не стал упрашивать. Было горько, погано во рту от «Памира», едва не тошнило. Слезились глаза, а к щекам временами остро приливал нездоровый жар. От денег на самолет должен был остаться рубль с мелочью. Из них надо оставить на троллейбус и еще копеек двадцать на сигареты. Он не хотел признаться себе, что напрасно выбрался в эту дорогу.
