Что оставалось делать несчастному "национальному герою"? Заменить какого-либо убитого командира роты? Чего доброго, опять угодишь за необдуманный шаг под суд военного трибунала. Пристать к какой-либо команде и наладить там продажу блох? Так кому они теперь нужны, эти блохи. Солдатам и так жарко в отступлении. И тогда Карке бросил ко всем чертям собачьим свой автомат и направился по полотну железной дороги в Брянские леса.
Шел он не торопясь, размеренно, сберегая силы и совершенно не пугаясь за свою судьбу. Разбушевавшаяся в ночи метель не страшила его. Предвидя метель и дальнюю дорогу, он еще с вечера засунул под шинель четыре подушки, голову укутал в байковое одеяло, а на сапоги надел корзины из-под наседок, набитые сеном. Так что даже если бы "национальный герой" сбился с пути и упал в снег, он бы великолепно проспал до утра и на тридцатиградусном морозе. Однако сбиться с пути Карке никак не мог. Под ногами у него весело поскрипывали не заметенные снегом шпалы. Единственно, чего опасался Карке, так это близости рассвета. Должны же, в конце концов, где-то быть эти всем известные брянские партизаны. В такую богом и чертом проклятую ночь они непременно ведь выйдут минировать рельсы. Они же сами пишут в своих листовках, что метель — их хорошая союзница. Партизаны, конечно, с ним нянчиться не будут. Кляп в рот, мешок на голову и поволокут. Но что кляп и мешок по сравнению с фронтовым адом! Неудобства кляпа и мешка можно перетерпеть. Главное — остаться живым. Жизнь для Карке, собственно, трын-трава. Зачем она ему? Землю у него украли. Жену соблазнили. Маленький домик, как сообщила в письме тетушка Клара, без присмотра сгнил… Жизнь ему нужна теперь только для одного — вернуться домой, разыскать штурмовика Отто и плюнуть ему в нахальные глаза. И еще плевок бы тому, кто обещал сорок семь десятин земли. Где та обещанная земля? Да и какая там земля? Все это обман. Идиотское вранье. Приманка, чтоб солдаты, как мухи, лезли в огонь. А кому же своя германская земля? Штурмовикам? Фюрерам? Ах, жулики! Ах, шакалы! Вот, оказывается, зачем они нас в пекло гнали. Чтоб нас, солдат, убили, а им, оставшимся в живых, достались и земля, и наши жены…
Артиллерийская канонада где-то далеко позади постепенно затихала. Карке уходил от нее с облегченной душой, будто рассчитался с большими, тяжкими долгами, а когда она и вовсе затихла, "национальный герой" совсем повеселел и тихонько запел свою любимую песенку "Вперед, кобыла…".
