— Большущее спасибо!
— Гуляйбабка! Мой друг! Где вы запропали? Я по всему городу вас ищу. Патрули остались без ног.
— Господин генерал, извините. Дело молодое. Увлекся. Вернее, увлекла одна очень миленькая красотка.
— Ах, Гуляйбабка! Как можно транжирить такое историческое время на каких-то красоток. Да вы знаете, что на фронте происходит?
— Никак нет, господин генерал. Извините, оторвался. Ночь была чертовски хороша!
— Что ночь, ночь с какой-то падшей женщиной, когда свершилось такое! генерал вскинул руки к небу, потряс ими.
— И что же? Что свершилось, господин генерал?
— Радуйся! Ликуй! Дорога на Урал открыта. Заняты города Наро-Фоминск, Клин… Наши войска рассматривают в бинокль Москву!
— Великолепно! Поздравляю вас, господин генерал. Надеюсь, и мы не сегодня-завтра двинемся туда.
— Что значит завтра? Мы выезжаем сегодня же, сейчас.
— Сейчас?
— Да, да! Я уже отдал приказ.
— Рад, господин генерал, но сейчас выехать не могу. Заиндевелые на морозе брови генерала взметнулись на лоб:
— Как так не можешь? Почему?
— Видите ли, господин генерал, я провожу в школе полицейских тактическое учение и в целях закалки положил роту курсантов в снег. Мне сейчас же надо выехать и поднять ее, иначе она даст дуба, замерзнет.
— Плевать фюреру на роту какого-то русского дерьма, если на фронте гибнут дивизии чистой арийской крови, — сказал генерал. — В машину, мой друг, в машину! Нас ждет поверженная Вязьма.
17. ПРИБЫТИЕ ГУЛЯЙБАБКИ ПОД МОСКВУ, СПАСЕНИЕ КОЧЕНЕЮЩИХ СОЛДАТ ФЮРЕРА
В Вязьме генерал Шпиц был по горло занят разными неотложными делами по расквартированию тылов армии и развертыванию новых госпиталей для раненых и обмороженных, но тем не менее выкроил время и принял Гуляйбабку.
Приветственно двинув в нос часовому личной охраны Шпица вытянутую руку, Гуляйбабка бодро вошел в дохнувший холодом кабинет генерала и остановился, не зная, что ему делать: то ли крикнуть "хайль!", то ли произнести "черны булы". Дело в том, что за большим дубовым столом, заваленным бумагами, не было генерала Шпица. Там сидело старое, согнувшееся от холода существо в черной цыганской шали, засунувшее руки в муфту, а ноги в большие сербиянские ботинки, зашнурованные не то супонью от хомута, не то черной оборкой. Смущало и то, что перед посиневшим носом сидящего лежали не деловые бумаги, кои не раз доводилось видеть на столе у Шпица, а разбросанные в гадании карты. Только прошагав по ковровой дорожке еще несколько шагов, Гуляйбабка наконец-то разобрался, что перед ним сидит не цыганка, а сам главный квартирмейстер армии фюрера генерал-майор фон Шпиц, загнанный в цыганское одеяние русским морозом.
