– Что это вы нервный какой! – засмеялся шофер.- Жизни лишиться не так легко, как кажется.
– Это я с похмелья,- сконфуженно пробормотал я.
– В воскресенье весь народ опохмеляется,- вздохнул шофер.- Кроме меня. Моя баба мне всю плешь проела.
Мы доехали. Шофер с меланхоличной завистью наблюдал за моими неуверенными движениями. Осторожно поднявшись по лестнице к Мае, я нерешительно остановился у ее двери. Я никогда не приходил к ней в воскресенье. Может, она ушла погулять или к ней приехала тетя из провинции? Но время подгоняло меня, и я позвонил, как всегда,- два длинных звонка и один короткий. Только я успел испугаться, что ее пет дома и мне снова придется быть одному, как услышал шаги и дверь открылась. Мая была в халате, довольно сильно распахнутом на груди: мне сегодня положительно везло на распахнутые халаты! Все-таки я не мог удержаться от мысли, что грудь Май моложе и полнее Зосиной. «Боже,- подумал я,- как бесконечно жалко расставаться со всеми этими дамскими прелестями и вообще с белым светом…»
– Кшиштоф?! – воскликнула Мая изумленно.- Что случилось?
– Ничего… Просто у меня есть сегодня немного свободного времени…
Я поцеловал ее в щеку, но сделал это совершенно бесстрастно. Изумление в ее глазах постепенно сменилось радостью.
– Что за сюрприз! – воскликнула она.- Ты – в воскресенье! Как я рада!
Именно такая встреча и была мне нужна. Я вошел в комнату. По-видимому, Мая никого не ждала, потому что в комнате было не прибрано. Она кинулась наводить порядок.
– Хочешь есть, Кшись? А может, выпьешь чего-нибудь?
– Боже упаси! – сказал я испуганно и осторожно сел на тахту.
Меня пугала даже мысль о том, что в мои пылающие кишки может попасть что-нибудь спиртное. Удивленная Мая присела рядом. При взгляде на ее грудь во мне на секунду вспыхнуло какое-то подобие желания, но «memento mori» в кишках немедленно дало о себе знать усиленным пульсированием. Я с завистью подумал о стариках: все это уже наскучило им, их не тревожит никакая страсть и они без всяких конфликтов въезжают на транспорте в печь смерти. Но я-то здоровый бугай, я еще полон всяких желаний, а тут вдруг эта притаившаяся в животе внезапная смерть! Почему упавший сверху кирпич должен был угодить именно в меня?
Когда я служил в армии, наш взводный Мопдрасек назначал двоих человек нести тяжелую мишень на стрельбище, расположенное в пяти километрах. Только эти двое, обливаясь потом и тяжело сопя, тащились в хвосте колонны, в то время как сто двадцать остальных солдат маршировали в светлое будущее легко и весело. Шанс угодить в носильщики мишени равнялся 0,6 процента, но взводный Мондрасек безошибочно угадал меня среди всех прочих и назначил тащить мишень самым первым. И все же это не было таким абсурдом, как то, что свалилось на меня теперь. Просто мой гордый взгляд притягивал Мондрасека, как бутылка пьяницу, и он, бывало, частенько кричал с бешенством: «Максимович! Ну чего вы снова вылупились на меня?! Я вам покажу, как зенки таращить! А ну-ка на ту горку и обратно бегом марш!» В этом идиотизме все-таки был какой-то смысл: взводного Мондрасека терзали антиинтеллигентские комплексы, в моих глазах он вычитывал разлагающую иронию, унаследованную мною от отца, и с ней нужно было покончить во имя дисциплины и боевой готовности.
