Исмей усмехнулся, видя, как комиссар беспомощно уставился на листки.
— Но как они к вам попали? — воскликнул комиссар. — Вам что, присылали их по очереди?
— Нет, — покачал головой англичанин, — сейчас я вам все объясню. Что вы здесь видите? Они напечатаны той же рукой? Сравните их с оригиналом.
Кристену не пришлось долго ломать голову. Оригинал и вправду сильно отличался. Не шрифтом, бумагой или четкостью, но характером печати. Тот, кто его печатал, видимо, имел опытную руку и привык печатать очень быстро, гораздо быстрее, чем позволяла маленькая переносная машинка. То, что он печатал слишком быстро, видно было по заглавным буквам в начале предложений: те пропечатались только наполовину, без верхушек. А вот два других экземпляра печатались явно в медленном темпе, тяжело стучащей по клавишам неопытной рукой.
— Ясно, что печатали их разные люди, — согласился Кристен, ожидая, что скажет Исмей. — Так, как они к вам попали?
— Их изготовил я сам, чтобы проверить, на какой машинке печатали.
— Как вы её нашли?
— Мне не нужно было искать, потому что это моя машинка и письмо было напечатано у меня в номере. А вот как его автор туда попал — понятия не имею.
2.
Комиссару Теодору Кристену было не по себе. Это преступление разрасталось, как злостный сорняк, проникший на прекрасный, цветущий луг. Своими хищными корнями оно захватывало голубые горные дали, широкие долины и пестрые альпийские луга. Казалось, оно готово уничтожить все, что было светлого и прекрасного в этих краях.
Кристену пришлось признать, что ему недостало характера, чтобы твердо прижать Исмея к стене и выдавить из него все, что тот знал. Не сумел он этого и с Амелотти. Хотя, кто знает, была ли в этом необходимость. Амелотти был не в своем уме. Исмей — хвастун. Может, лучше было бы заняться другими версиями? Но какими?
Пожалуй, мог ему помочь сам Исмей, если уж придерживаться его собственной версии. Вполне возможно, он каким-то образом, вольно или невольно, совершил что-то, вызвавшее недовольство автора письма. Значит, ещё одной тайной больше, одной из множества тайн в деле о лопнувшем тросе, окутавшем это преступление непроницаемой пеленой.
Следующий день Кристен потратил на опрос персонала отеля и выяснил, что в коридоре, который вел к номеру Исмея, видели нескольких иностранцев. Разобравшись подробнее, он обратил внимание на двух из них, вызвавших его подозрение. Ими оказались англичанин Малькольм Джефри Питтин и немец Вильгельм Юргенс. Англичанин утверждал, что попал на этаж по ошибке, просто нажал не ту кнопку в лифте. Вильгельм Юргенс вообще не мог объяснить, почему он там оказался, и говорил, что просто прогуливался по отелю. Проверка этой пары заняла Кристена до позднего вечера. Правда он послал и получил несколько телеграмм, но результат ничуть не улучшил его самочувствия. Питтин приехал из Лозанны четыре дня назад, что подтверждали данные полиции. В Лозанне он прожил две недели, не выезжая из города. Алиби Юргенса было не слабее. Жил он в здешнем отеле гораздо дольше, но любой из постояльцев мог подтвердить, что вечер за вечером он торчал в баре и читал или писал письма. Порою собирал вокруг себя веселые компании.
